я не “дочь диктатора”, а человек»[79].
Новые друзья бесстрашно думали вслух при «дочери диктатора», ловко заарканив несчастную жертву в свой антисоветский «профсоюз». А кого им было бояться, если бесстрашие и «профсоюз» были санкционированы КГБ? Именно об этом времени, как убедится читатель, Светлана через тридцать лет напишет из Тбилиси: «Постепенно я всё больше оказывалась среди людей, настроенных оппозиционно, среди всевозможных течений мыслей, которые я привыкла считать чуждыми. Однако – волею судеб, я столкнулась с таковыми вплотную, и так сказать – сама погрузилась в них»[80]. Только это погружение было «не волею судеб», а частью стратегической операции, о которой говорилось выше.
Одновременно с идеологической обработкой вступил в действие её следующий этап. Он начался со «случайного» знакомства Светланы в Центральной клинической больнице в 1963 году с «простым индийским коммунистом Бранджашем Сингхом». Не верится, что, даже имея в Индии высокопоставленного родственника, простой индийский коммунист, который приехал в СССР для работы переводчиком в издательство «Прогресс», смог попасть в совсем непростую «кремлёвку».
Светлане было не до таких размышлений, однако на «случайности» она внимание обратила, потому что они (случайности) посыпались как из рога изобилия. «Цепь счастливых случайностей, благодаря которым мы встретились, продолжала помогать нам. Врачи рекомендовали после операции отдых на юге – и ему и мне. Это были одни и те же врачи, та же больница, та же система здравоохранения, где каждому больному отведено соответствующее его общественному положению место. Ему и мне полагалось, в соответствии с этим порядком, ехать в Сочи, в один и тот же дом отдыха, на весь ноябрь»[81].
Знала бы она, что этот «случайный» индус был подполковником пакистанской разведки! (Об этом мне рассказал уже упоминавшийся в книге А.Н. Колесник, который не только держал дело «Дочь» в руках, но и досконально знает его.)
«Именно в это время началась совместная операция ЦРУ и КГБ “Диссиденты”, в которой высшее руководство СССР с помощью невинных пустобрёхов практически два десятилетия приучали граждан к мысли о возможной альтернативности строю, в чём в немалой степени им помогали не только радиоголоса Запада, которые глушились весьма избирательно, но и контрголоса советских “пропагандистов”. Об этой совместности операции с засвеченными ЦРУ перед КГБ писателями Синявским и Даниелем предупреждал “птенца гнезда Андропова” – Евгения Евтушенко, по словам поэта, сказанным в одном из телеинтервью, сенатор Роберт Кеннеди, наивно не понимающий и не знавший, что касается суперсекрета глобальной важности. В том числе, вполне вероятно, и этим убитый позднее американский политик подписал сам себе смертный приговор»[82]. Это сообщение, безусловно, дошло до Юрия Андропова – самого главного «перестройщика» социализма, взрастившего перестройщиков-говорунов от Фёдора Бурлацкого – автора подрывного термина «лица кавказской национальности», как сам он однажды хвастался во времена сплошного трёпа, до Михаила Горбачёва, который в представлении не нуждается. Не стоит удивляться, ведь ещё в 1975 году ЦРУ официально доложило, что оно контролирует высшее советское руководство, над чем смеялись тогда главные советские газеты».
Работа нового знакомого Светланы в пакистанской разведке стала высвечивать уши партнёра по операции – ЦРУ. Признания поэту Евтушенко министра юстиции США Роберта Кеннеди, Генерального прокурора и министра юстиции США обретали плоть.
Вот вам и «простой индийский коммунист» Браджеш Сингх. Пока Светлана пыталась узаконить свои отношения с ним, обстановка в ИМЛИ вокруг Синявского накалялась. В 1955–1963 годах Синявский написал и опубликовал на Западе несколько книг, содержание которых, мягко говоря, шло вразрез с идеологией страны, в которой он находился. Под псевдонимом Абрам Терц, об амплуа которого автор говорит: «Диссидент наглый, неисправимый, возбуждающий негодование и отвращение», в Вашингтоне и Париже вышли книги А. Синявского «В цирке», «Графоманы», «Пхенц», «Суд идёт», и «Любимов». Тогда же были изданы «Говорит Москва» и «Искупление» Ю. Даниеля (Николая Аржака).
В феврале 1966 года в Москве состоялся судебный процесс над Синявским и Даниелем. Процесс широко освещался в печати и привлёк к себе большое внимание. По-моему, его сделали гласным не для того, чтобы публично осудить инакомыслящих (хотя пресса делала упор именно на этом), а для того, чтобы расколоть общество и показать, что существует легальная форма протеста существующему строю. Без открытого суда над Синявским и попавшего как «кур в ощип» фронтовика Даниеля, без придания процессу общегосударственного звучания и громкого резонанса в мире, никто и ничего не узнал бы о писателе Синявском, и он не стал бы «страдальцем», каким его сделала власть. Суд над ними стал катализатором, мощным импульсом развития диссидентского движения.
Синявский, этот «трепетный провокатор», как назвал его в одноимённой книге Е. Голлербах (её он начинает фразой «Скажите: “Синявский” и вспомнится неприятное»)[83] отсидел четыре года из семи, написав в «тяжёлой неволе» три книги. После досрочного освобождения в 1971 году, непременным условием которого было признание вины и обещание исправиться, он выехал с семьёй во Францию. В порядке исключения, в благодарность за выполненное задание – подготовку Светланы к «побегу» (она всё время была «под колпаком» КГБ Синявского), ему было разрешено вывезти из СССР не только библиотеку, состоящую из редких старых книг (обычно разрешали вывозить издания, выпущенные только после 1945 года), но и древние иконы.
Русские эмигранты, живущие в Европе, относились к Синявскому крайне негативно, презирая и критикуя. Они закономерно утверждали, что он ненавидит всё русское и потому намеренно и грубо искажает историю русской литературы, очерняет память Пушкина и Гоголя.
Ю. Даниель отсидел свой срок полностью; времени для написания книг у него не было – инвалид войны работал на зоне.
Судя по восторженным страницам книги «Только один год», посвящённым Синявскому и его книгам, уроки учителя Светлана усвоила хорошо. Приговор суда стал сигналом для её протестного действия – выезда за границу. Тем более что тропа была обозначена: в октябре 1966 года в Москве от туберкулёза умер Браджеш Сингх, и для выполнения воли покойного его прах надо было отвезти в Индию.
Если принять во внимание, что «простой индийский коммунист» Браджеш Сингх был сыном раджи из аристократического индийского рода и, как написала Светлана, с «безнадёжным презрением относился к левым», то его работа в пакистанской разведке весьма логична. Для левых индийских коммунистов, которые хорошо знали Сингха, он был «не коммунист, а раджа».
«Случайное» знакомство индуса и Светланы в Центральной клинической больнице было организовано очень хорошо. Дальше всё покатилось как по маслу – отдых в Сочи, любовь, длительное (на полтора года) расставание.
Такую большую паузу сделали неслучайно. Она была нужна для проработки и согласования немаловажных деталей. Для этого подполковник Сингх поехал в США. В Америке он встречался с послом США в СССР Д. Кенноном, тем самым, который после «побега» будет постоянно опекать Светлану. Когда после Дели она очутилась в Швейцарии, через несколько дней туда прибыл Кеннон и имел со Светланой несколько продолжительных бесед.
