Телефон вибрирует рядом, мне звонят из больницы и сообщают, что отец пришёл в себя и хочет видеть дочь рядом. Уточняют, что только меня одну.
Быстро собираюсь, заверяя Руслана, что все со мной будет хорошо. Он отпускает меня при условии, что я всегда буду на связи.
Весь решительный настрой пропадает возле палаты. Я долго стою перед дверью, мне очень стыдно посмотреть в глаза отцу. Медсестры косо на меня поглядывают, но мне плевать — я никому не мешаю делать их работу.
Скребусь в дверь и вхожу с полным ощущением, что сейчас от меня отрекутся.
— Проходи, дочь, — хриплый голос отца пробирает до костей. Беру стул и сажусь возле его кровати, бросая взгляд на прозрачную трубку капельницы.
— Пап… — смотрю куда угодно, только не в его глаза.
— Ты была дома?
— Да. Мы с Тошей отвезли маму, он сейчас остался с ней, я завтра сменю. Она не будет одна, — сглатываю, стараясь избавиться от назойливого кома в горле.
— Хорошо. Это важно, но я не об этом хотел поговорить.
— Знаю, папуль. Антон нашёл твой ноутбук, почта была открыта. Я всё знаю.
Я вижу, как трудно отцу даётся каждое движение, когда он старается облокотиться спиной о спинку кровати. Беру дополнительную подушку, чтобы ему было комфортнее. Мы оба не знаем, как подобрать слова для начала диалога.
— Я не хочу задавать тебе лишние вопросы, но мне показалось, что на том видео… Все было по согласию? — отрицательно мотаю головой и впиваюсь ногтями в ладони.
Он заметил.
— Кто эти люди, Кира?
— Папочка, тебе нельзя волноваться. Я не хочу сделать хуже.
— Я должен знать о тех, кто посмел так поступить с моей дочерью. Всегда ведь знал, что ты тогда так убивалась не из-за несчастной любви. Сделал вид, что поверил, хотя самому хотелось вытрясти все из тебя. Самое худшее я уже увидел. Теперь хочу знать всю историю.
— Я так виновата перед тобой и мамой, — стираю влажные дорожки со щёк и дергаюсь, когда отец слабо сжимает мою ладонь в своей.
— Ребёнок, сердце мне разрываешь.
Приходится рассказать отцу про Глеба. Проглатываю всхлипы и выдаю сухую информацию, напрягаясь, когда пульс на мониторе подскакивает. В конце истории я вижу, как в уголках глаз моего сильного папочки скапливаются слезы. Не представляю, насколько тяжело ему было это услышать.
— Если бы ты только рассказала всё сразу…
— Не хотела волновать вас с мамой. Это все так грязно, что я хотела просто забыть. В какой-то момент даже пыталась делать вид, что ничего не произошло.
— И ты проходила одна через все?
— Тоша знал некоторые детали, он очень помог мне не замкнуться. Только не ругайся на него, я взяла с него слово, прежде чем рассказать что-либо.
— Зря, солнышко, зря. Мы же с детства учили тебя, что ты можешь прийти к нам с любой проблемой. Почему же в самую тяжёлую минуту ты от нас отказалась?
— Прости, прости меня, папуль. Я хотела как лучше, — вымученно улыбнулась, перекрывая подачу на капельнице. Она успела закончиться, пока мы разговаривали.
— А вышло как всегда. Привезёшь мне завтра телефон, мне нужно сделать несколько звонков, — безапелляционным тоном. Я сразу понимаю, какие именно звонки он хочет сделать, так что спешу рассказать о Руслане.
— Папочка, я привезу тебе все необходимое хоть сегодня, но у тебя сейчас только одна задача. Мы все очень хотим, чтобы ты поправился. По секрету скажу: мы приготовили для вас с мамой сюрприз на годовщину. Придётся его теперь отложить, но ты обязательно должен будешь встать на ноги для него.
— Что вы там ещё удумали, дети? — прерывает меня, но я уже настроилась.
— Сюрприз же. У меня в жизни есть один человек, который пообещал мне со всем разобраться. Я в нем уверена. Позволь мне, пожалуйста, решить проблемы моими силами. Помнишь, когда я уходила из дома, мы много спорили? — секунды тянутся, но отец все же кивает. — Я помню, что ты всегда готов мне помочь. Но Руслан справится, пап, ладно? Не рискуй своим здоровьем.
— Совсем выросла ты у меня. С женихом хоть познакомишь?
— Как только тебя отсюда выпишут, — улыбаюсь, но продолжаю смотреть на отца серьезным взглядом.
— Ладно, ребёнок. Совсем папка тебе теперь не нужен будет. Вот так ростишь их, бантики покупаешь, а потом на горизонте появляется какой-то хмырь.
— Самый лучший хмырь.
Из больницы выхожу в более приподнятом настроении. В заметках список необходимого, который мне надиктовал отец. Сразу перекидываю Антоше, чтобы он мог чем-то занять мать, когда она проснётся — не сможет ведь сидеть без дела.
Сейчас мне нужно добраться домой и окунуться в работу хотя бы на несколько часов, чтобы голова могла передохнуть. Смешно даже.
Хочется верить в теорию бумерангов. Всегда всё возвращается. Бумеранг может облететь весь земной шар, для этого потребуется много часов, но он обязательно достигнет начальной координаты. Я надеюсь, что Глебу в лоб прилетит с такой силой, что мужчина забудет собственное имя.
Он заслужил.
Глава сорок первая. КираТри дня прошло с тех пор, как отец попал в больницу. Врачи дают положительные прогнозы, мать каждый день несколько раз катается в больницу с таким количеством контейнеров, будто накормить хочет не только папулю, но и весь персонал.
И это несмотря на то, что в стоимость палаты входит четырёхразовое питание.
Отец атакует нас с братом просьбами его забрать. Человек ни в какую не хочет спокойно лежать и поправляться. У него там даже телевизор собственный есть, все по высшему разряду.
Только все равно при каждом звонке создаётся ощущение, что он не в частной клинике находится, а в каком-то полуразвалившемся сарае с красным крестом на вывеске в самой заброшенной деревеньке. Любит папа все приукрашивать.
Мы не сдаёмся. Твёрдо держим оборону и просим подождать ещё немного, хотя врач уже почти готов сдаться и отпустить его под чуткий маменькин присмотр. Положенные две недели он точно не продержится. Придётся соглашаться на приходящую по часам медсестру.
В очередной раз «грязно» сыграла: вынудила отца задержаться ещё, потому что маме так будет спокойнее. Аргумент действует безотказно.
Мой мужчина вчера убедил меня встретиться с его человеком для дальнейшего разбирательства с Глебом. Разговор был долгий, серьёзный, иногда на эмоциональных тональностях с моей стороны. Мне нужно будет все рассказать. Честно и без увиливаний.
Я пытаюсь себя успокоить тем, что это поможет делу. Что можно будет избавиться навсегда от этого урода, который не просто навредил мне, а ещё и решил, что можно безнаказанно втягивать моих самых дорогих людей во всю эту мерзость. Не позволю.