разбились на два лагеря: тех, кто желал, чтобы к власти пришла теперь уже вдовствующая императрица, и тех, кто возлагал надежды на Александра Павловича. На самом деле, выбор был достаточно очевидным, но молодой Александр, узнав, что отца на самом деле убили, расчувствовался и упал в обморок. Произошла короткая заминка, солдаты, собиравшиеся под стенами Михайловского замка, ждали присяги. Мария Фёдоровна ходила по тёмным коридорам в одном шлафроке и говорила по-немецки: «Я хочу царствовать».
Всю свою жизнь она не давала своим сыновьям, даже когда те становились хозяевами земли русской, спуска, и частенько старалась навязать собственное мнение.
– Не помню, чтобы среди Оболенских был хоть кто-нибудь столь же невоспитанный и наглый. – Продолжала императрица, не дождавшись от меня ответа. – Полагаете, Ваш отец гордился бы Вами?
Я дёрнулась, как от удара. Мария Фёдоровна, сама того не подозревая, попала ровно в цель. Увлёкшись своими приключениями, словно ребёнок, который впервые в жизни оказался в относительной свободе от родительского взора, я, к своему стыду, редко вспомнила про отца. Боялась думать о том, что ждёт меня по возвращении домой. Лишь пару лет назад мы с ним наладили отношения до таких, какие бы обычные люди называли «тёплыми». И мысль о том, что я, влезая на Олимп власти, исключительно ради собственного спасения, стану огромным разочарованием для него, ранила меня не хуже ножа.
– Я понимаю, что Вы, словно мотылёк, летящий на свет, хотите вкусить славы и благ, что дарует августейший двор. Сначала ловко забрались в дом к Толстому, теперь отчаянно пытаетесь понравиться Александру… – Продолжала императрица.
– Я не… – Попыталась возразить я. Вот уж мысль глупее некуда. Моя бы воля, я держалась бы от императора на расстоянии выстрела пушечного ядра.
– Молчите. – Оборвала меня Мария Фёдоровна. - Я вижу таких, как Вы насквозь. Скудоумные пигалицы, которые считают, что моему сыну нужны внебрачные дети…
Дверь позади меня со стуком распахнулась, полная желчи речь императрицы была прервана самым грубым образом. В будуар, стряхивая с плеча попытавшегося его остановить камердинера, вошёл граф, стягивая с себя маску.
– Пустите. – Кивнула императрица. На лице её возникла улыбка, под стать речи – ядовитая.
– Ваше Величество. – Граф прошёл вперёд, загораживая меня плечом от Марии Фёдоровны, поклонился.
– О, так это вы защитник сирых и убогих? – Я, внутренне усмехаясь, подумала, что странно слышать это от женщины, которая вошла в историю, как основательница целого ряда заведений по стране для сирых и убогих – больных, сирот, нищих. – Голицын, не ожидала, что Вы рискнёте взять во дворец любовницу.
– Ваше Величество, Вера Павловна честная девушка. И живёт в моём доме… – Это было ошибкой.
– О, она ещё и живёт у Вас? – Капелька крема дрогнула. – Не удивительно, что Авдотья…
– Прошу прощения, Ваше Величество. – Граф сильно повысил голос, не позволяя женщине договорить. – Нам уже пора идти.
– То, что Вы друг моего сына, Сергей Александрович, ещё не позволяет Вам себя так вести! – Взвилась Мария Фёдоровна, почти вставая со своего места.
– Прошу нас извинить. – Ещё раз поклонился Голицын, до боли схватил меня за руку и потащил прочь. Я даже не успела как положено попрощаться с императрицей.
– Сергей Александрович. – Попыталась воззвать я, пока граф, словно ледокол пёр сквозь толпу к выходу.
– Всё потом. – Отрезал Голицын. Нас сопровождали любопытные взгляды, и я не посмела спорить.
Лишь оказавшись на свежем воздухе, Сергей Александрович позволил мне перевести дух и, наконец, отпустил мою руку. Готова поспорить, там останутся синяки.
– Сергей… - На меня уставились тёмные, змеиные глаза. - …Александрович, спасибо.
Вместо ответа, мне была протянута моя драконья маска. Она оказалась почти цела, лишь недоставало левого рога. Я прижала сокровище к себе.
– Больше не теряйте. – Сдержанно произнёс граф и подал мне руку, подсаживая в карету.
Внутри я постаралась забраться в самый дальний угол мягкого сидения. Произошедшее теснилось у меня в голове образами и мыслями, похожими на клубок, с которым поиграл котёнок. Причём я в этом беспорядке была котёнком, который запутался в нитках и теперь не в состоянии вылезти сам.
Неужели Толстой и вправду собрался в кругосветку из-за меня? Какими бы оптимистичными прогнозами ни были прогнозы, но это опасное путешествие. Шансы выжить примерно пятьдесят на пятьдесят. С другой стороны, с задиристостью поручика он запросто может схлопотать пулю и на суше. Да ко всему прочему за то, что Фёдор Алексеевич сбежал из-под домашнего ареста, сейчас снова схлопочет наказание. И чего ему не сиделось?
«А чего тебе не сиделось?» – Тут же спросила я себя. Перед глазами вновь встал образ суровой императрицы, нелепой в своём желании быть главной, вопреки действительному положению дел. Насколько я знаю, хотя оба сына-императора почитали мать, едва ли беспрекословно её слушались. Да и чёрт с ней, с моей репутацией. В конце концов, это ничего не значит. Что гораздо хуже – я своим пребыванием рядом с Голицыном изрядно порчу жизнь ему. Я уеду, а граф останется в обществе тех, для кого репутация гораздо важнее любых личных качеств.
От тяжёлых мыслей меня отвлекли звуки выстрела. Я прильнула к окну, жадно вглядываясь в темноту. Во мраке парка, между деревьями, всё дальше и дальше по мере хода нашей кареты, искрились потешные огни. Бахали фейерверки и шуточные, праздничные залпы. Жаль, я так хотела взглянуть на апогей торжества поближе.
– Простите, что не дал Вам насладиться праздником сполна. – Послышался тихий голос из глубины кареты. Я быстро отпрянула от окна.
– Что Вы, Сергей Александрович. Спасибо, что вытащили меня оттуда. – Я пыталась рассмотреть лицо графа, которое время от времени освещалось пятнами света от проносящихся мимо фонарей. Но понять что-либо было сложно. Голицын лишь тихо хмыкнул и до самого дома не проронил больше ни слова.
У дверей мы распрощались. Граф коротко поблагодарил меня за компанию, пожелал доброй ночи и отправился к себе, по всей видимости, не настроенный разговаривать. Я же всё оставшееся время дороги планомерно себя накручивала, так что теперь меня распирало от желания поговорить. На второй этаж я практически взлетела, высоко задрав юбки. Врываясь к себе в покои, я, едва не выдирая пуговицы с мясом, стягивала с себя шуршащую накидку.
Голицын и раньше был не больно разговорчивым, но в последнее время мне казалось, что между нами наладился какой-то мостик
