убивалась. А я ничего не мог сделать. И мне еще и добить нужно было? Это моя проблема, и я должен был справиться с этим сам.
— Справился? — роняю сокрушенно, сухо.
— Нет.
— Марат. Разве проблемы в семье не общие? Наши с тобой…
— Нет, Лисен. Твои проблемы это наши проблемы. А мои — только мои. И ты все это тянуть не обязана. Это вообще не должно было тебя когда-либо коснуться. За себя отвечаю только я. Не ты. Я отвечаю и за тебя, и за себя.
— А когда отвечать не получилось, ты решил отвернуться. Предложив мне быть счастливой с кем-то другим.
— Нет, это не так. Но если я не смог. Возможно, кто-то другой бы смог. Кем бы ты дорожила больше, — добивает отчаянием.
— Я никогда не говорила, что мне будет лучше с другим.
— Не говорила. Но мне казалось, что, возможно, наличие ребёнка для тебя перестало бы быть таким принципиальным.
— Но это ведь не принципиальность. Это естественное, нормальное, адекватное желание — стать родителями, — шмыгаю носом. — Но мы ведь никогда не бросались в крайность, Марат… зачем ты так…
Наклоняется и пленит мои плечи, заставляя повернуться и взглянуть в его глаза.
— Да. Ты права. А я ошибся. Я сорвался и не смог вовремя остановиться. И я прошу всего один раз простить мне эту ошибку. Ты смогла бы, Лис? Мы могли бы рассмотреть другие возможности кроме тех, о которых мы уже упоминали. Если вопрос будет стоять ребром. И мы могли бы снова попробовать. Если тебе так это нужно. Я приму любое твое решение. И я… я очень виноват перед тобой. Но в тот момент, я не совсем себя контролировал. И выбраться из всего этого сразу не получилось.
Он отпускает меня, а я молчаливо тянусь к бардачку. Там всегда лежат влажные салфетки. Всегда, но только не зимой.
Крышка плавно опускается, и я тянусь вперёд на автомате. Но как только касаюсь гладкой кожи, замираю. Перед глазами чёрный толстый блокнот. У меня тревожные волны бегут по пояснице, а пальцы покалывает и сковывает от напряжения.
Перевожу вопросительный взгляд на Марата. Это «он»?
— Да, — супруг отвечает на невысказанный вопрос. — Я давно записываю мысли. Мне так проще разбирать собственные ошибки и анализировать успешные решения. И еще прорабатывать эмоциональную сторону, — молчание затягивается, и Марат обрубает довольно четко, но спокойно и обдуманно: — Маша, я бы не хотел, чтобы ты туда заглядывала.
— Нет, что ты. Я… — поскорее убираю руки от кожаного переплёта, чтобы лишний раз не нервировать мужа. — У меня даже и в мыслях не было прочесть его содержимое. Я хотела у тебя салфетку утащить.
— Ниже посмотри.
Достаю. Отщелкиваю верхнюю крышку. Вытягиваю салфетку. Осторожно промакиваю тушь на щеках и начинаю стирать чёрные разводы под глазами.
Я похожа на худую панду. Прекрасно…
— Тебе нужно на самолёт, — отвлекаясь, бросаю в сторону. — Время поджимает, да?
Нет сил осознать, что он сейчас уедет. Мне хочется кричать, вцепиться в него и не отпускать никуда.
Глава 33
Эмоции не улеглись и улягутся ещё не скоро. Но я вижу пришибленное состояние Марата, и мне тааак больно за него…
Я не готова сейчас разойтись, оставив каждому из нас возможность самому додумать, как другой воспринял этот разговор.
Приведя себя в относительный порядок, убираю в бардачок салфетки. Перевожу неуверенный взгляд на мужа. Глаза мои от слез опухли и выглядят воспаленными.
В голове дыра, в душе дыра, мысли пустые. Не знаю, как себя сейчас правильно вести, чтобы не сделать хуже. Обсуждать что-то ещё нет времени. Вечером на расстоянии — не хочется.
Марату очень важен тактильный контакт. Касания для него — особый язык выражения чувств и привязанности, благодарности и нужности.
Вот даже сейчас. Прежде чем начать разговор, он взял меня за руку. Коснулся губами моих пальцев. Ему это важно.
И я осмеливаюсь потянуться к нему, аккуратно беру его пальцы в свою руку. Чувствую в ответ уверенное тёплое сжатие. Молчим какое-то время. Смотрим друг на друга.
— Марат, — прерываю наше звучное безмолвие. — Я бы не хотела, чтобы ты за руль садился в таком состоянии.
— Со мной все в порядке, — ловлю напряжённое.
— Марат, — пробую вновь, — я всегда была готова быть рядом, когда тебе плохо, выслушать, помочь. Мне очень больно осознавать, что ты во мне не разглядел человека, с которым можно поделиться. Который поддержит и поймёт. Это очень шокирует. И все же. Возможно, у тебя получится не быть таким самокритичным. Это ни к чему. Ты ведь со мной можешь побыть и слабым. Мое отношение от этого не изменится, — мой дрожащий шепот наполняет салон, я очень боюсь сейчас сделать что-то не так, что может усложнить нашу с супругом и без того непростую ситуацию. — Поэтому… давай мы сейчас пересядем в мою машину, и я отвезу тебя в аэропорт.
— Зачем? — тут же начинает тихо возмущаться. — Я сам доеду, а тебе потом одной обратно гнать. Нет-нет, не надо.
— Марат. Иногда «не надо» запутывает все сильнее. Я обратно доеду вполне спокойно. Если ты не хочешь, чтобы я сейчас была рядом, скажи как есть.
— Ты преувеличиваешь.
Одной рукой тянусь к бардачку под мужским настороженным взглядом. Вытягиваю дневник и вкладываю в руки владельцу.
— Тогда едем. Пересаживаемся в мою машину, а как вернёшься, прыгнешь в такси и приедешь за ней сюда. Ничего сложного.
— Я не рассчитывал, что ты меня возить будешь.
— Ты и так много чего не рассчитывал…
В итоге муж нехотя соглашается, все ещё недоверчиво на меня косясь. Занимает переднее пассажирское сиденье. В дороге мы мало общаемся, Марат смущённо молчит, ощущая вину. Он вновь недоволен собой, думает, что сделал что-то не так.
— Ты на выходных прилетишь?
— Подумаю, у меня в понедельник консультация.
Меня осеняет. Как-то самое важное ненароком отодвинулось на второй план.
— Мы планировали вместе сходить к твоему врачу.
— Если ты все ещё хочешь — я предупрежу его.
— Предупреди, пожалуйста. И мне ещё билеты нужно взять.
За разговором Марат медленно остывает. Вытягивает телефон из кармана.
— Тогда я, пожалуй, лучше сейчас гляну.
Он увлечённо копается на сайте, а я думаю, вот бы сейчас все бросить и полететь вместе. А на следующей неделе вернуться так же вдвоём.
— В воскресенье утром туда, во вторник рано утром обратно. Ещё и на работу успеешь в обед приехать.
— Согласна. Возьми паспорт в сумке.
Марат удивленно на меня смотрит:
— Обижаешь, — и начинает по памяти вводить мои данные, абсолютно выбивая меня из
