окружении два полка своего фронта, командующий имел право.
В мемуарах одного из руководителей партизанского движения в СССР Старинова И.Г. есть поразительный эпизод: «Я сумел попасть на приём к Кагановичу. Но как только речь зашла о крымских партизанах, он резко прервал меня, заявил, что милостыню не подает, обругал и выставил из кабинета» [59].
Если до высадки Судакского десанта между командиром 2-го района Иваном Геновым и его комиссаром Ефимом Поповым были вполне нормальные отношения, то с возникновением конфликта Мокроусова А.В. с «военными» они резко обострились. По радиосвязи поступил приказ о смещении Генова и назначении начальником партизанского района майора Селихова.
По мере того, как мы узнавали о тех или иных несправедливых отстранениях от должностей командиров, комиссаров, начальников штабов отрядов и районов, то могло сложиться представление, что всё это субъективно. Что это – результат произвола одного человека, в данном случае Алексея Мокроусова, и, будь на его месте Иванов, Петров или Сидоров, всё было бы по иному. Собственно говоря, такой вывод и делает в своих мемуарах Николай Луговой. В действительности всё оказалось сложнее. Отстранение Генова И.Г. – одного из лучших начальников районов, наглядно показало, что дело не в каком-либо одном конкретном человеке. Дело в системе, дело в режиме. В том самом тоталитарном режиме, частью которого оставался Крымский полуостров, даже находясь под нацистской оккупацией.
В истории со снятием Генова И.Г. предельно ясно обнажился конфликт между профессиональными военными и «партийносоветской номенклатурой», последние представители которой ещё кое-где сохраняли командные посты.
С момента установления связи с командованием Крымского фронта партизаны с нетерпением ждали прилёта самолётов с посадкой в лесу. Несколько ночей подряд из-за плохой погоды вылет откладывался.
А раненых все эти ночи приносили и уносили, приносили и уносили. Люди выбились из сил. Вот как описал дальнейшее в своих дневниках Николай Луговой: «Во второй половине ночи Морозов, как обещал, прилетел вновь, и мы усадили во вторую кабину Ларина» [40, с. 147].
8 апреля 1942 года: «Прошлой ночью приняли на посадку два санитарных самолета. Летают они к нам из-под Керчи. За одну ночь они успели сделать по два рейса. Эвакуировали шесть человек… Летчики доставили нам много газет, брошюр и листовок, табаку, папирос и спичек» [Там же].
То, что умирающим от голода людям присылали брошюры и листовки, мягко говоря, поражает. К сожалению, об ассортименте «воздушной помощи» крайне негативно отзываются буквально все мемуаристы.
Андрей Сермуль: «… то гондолы окажутся какими-то свечами ненужными забиты, то старые шапки пришлют, то заплеснелые, негодные продукты» [59, с. 52].
Иван Генов: «Принесли посылку и для меня. Вскрыл её и растерялся. Использовать её мы, к сожалению, не могли» [29, с. 230].
Создание «воздушного моста» возродило, пошатнувшуюся было в лесу, «административно-командную систему». Центральный штаб стал владельцем всего, что поступало с Большой земли, и уже по своему усмотрению распределял продукты. Опальный Зуйский отряд, который уже отдал все свои запасы, не получал ничего. Появление продовольствия, т. е. «предмета дележки» окончательно обострило отношения между Мокроусовым А.В. и его военным окружением.
«Маршалу Советского Союза Семену Михайловичу товарищу Буденному.
Вынужден донести лично Вам. Находиться в Центральном штабе партизан Крыма не имею сил. 19 июня Мокроусов в очередной своей пьянке приказал лейтенанту Сороке (командиру группы комендантского взвода Центрального штаба) арестовать меня и расстрелять. Эта неоднократная выходка Мокроусова может довести меня до предела. Вся соль в том, что я стараюсь не допустить произвола и безобразий в отношении командного состава находящегося в лесу.
Прошу вас тов. Маршал принять решительные меры наведения порядка здесь в лесу или отозвать меня из Центрального штаба т. к. нет больше сил терпеть безобразие.
21.06.42. Начальник штаба партизан Крыма полковник Лобов» [2, л. 82].
«Сов. секретно. Лично Капалкину.
Произвол Мокроусова и Мартынова продолжается. Сегодня, получив посылки, Мокроусов и Мартынов напились пьяными, вызвали к себе для беседы на 17–00 полкового комиссара т. Попова и беспричинно его арестовали.
Об аресте Попова запретили сообщать по радио. Прошу доложить об этом Маршалу и принять срочные меры. 28/VI-42. Зам начальника особого отдела 48 о.к. д мл. лейт. госбезопасности Касьянов» [2, л. 85].
Письмо Ефима Попова от 4 апреля 1942 года.
«Товарищ дивизионный комиссар. В лесах Крыма творятся возмутительные факты. Когда прибыл Селихов, Генов всеми мерами хотел его выгнать из района в то время, когда хлеба было вдоволь. Генов отказался кормить людей Селихова. Когда я потребовал кормить группу Селихова, мне Генов заявил: «Вы их привели, вы их и кормите».
Когда впоследствии я об этом доложил Мокроусову, последний накричал на меня: «Вы подсовываете факты против Генова». Генов, как старый друг Мокроусова поставил перед ним вопрос о том, что «военные» стараются затмить «старых партизан».
В связи с чем было принято решение разогнать военные кадры 2-го района. Во-первых отправить отряд Городовикова
в район Бахчисарая. Это было не только не целесообразно, но и вредно. Я, как комиссар района и как комиссар 48-й кд заявил Мокроусову, что Городовикова с отрядом посылать в Бахчисарай преступление. Мокроусов вскипел, назвал меня бунтовщиком-григоръевцем и объявил всем, что он меня арестует и расстреляет.
На совещании комначсостава военных отрядов Мокроусов назвал «троцкистом» Селихова. Такое заявление мог сделать ограниченный в политическом отношении человек.
Всей душой Мокроусов ненавидит комиссаров, не признает никаких приказов в том числе и т. Сталина. Он заявляет: что ему все эти приказы и директивы неизвестны и поэтому он их не признает.
На каждом шагу Мокроусов старается дискредитировать военные отряды и ком. нач. состав, в особенности Селихова с тем, чтобы показать насколько ошибочно было назначено Селихова нач. районов.
48 окд, которая прославилась в лесах Крыма своими действиями и дисциплиной, Мокроусов почему-то ненавидит и называет «паршивой».
Все, что делают Мокроусов и Генов, трудно описать. Я возмущен до глубины. Пусть мне грозят расстрелами, но справедливости ради я молчать не буду. Я преклоняюсь перед прошлым Мокроусова, но я ненавижу его настоящее – не смотря на то, что его имя склоняется нашими врагами.
В лесах Крыма очень много ценных командиров и политработников ими можно было бы укомплектовать одну кавалерийскую и одну стрелковую дивизию. Это надо иметь в виду. Наиболее объективно о делах лесных может рассказать раненый майор Ларин Н.П.
Полковой комиссар Е.А. Попов. 04.04.42» [2, л. 29].
Крымский обком пока целиком на стороне А.В. Мокроусова. К тому же уже стало известно, что немецкое командование объявило 10 000 марок тому, кто убьет или доставит труп А.В. Мокроусова.
Не понимая истинной природы возникшего конфликта, командование пыталось примирить стороны. Примечательна телеграмма, отправленная
