какую-то там Орландину?
— Он знает. Мы скрыть-то не смогли бы, ведь Орли еще девушка. Джон бы весьма удивился… ну, вы понимаете. — Барышня улыбнулась.
— Да неужто??? — спросил я с некоторым недоверием.
— Сэр, здесь вам не Париж. Мы здесь всегда выходим замуж девушками… конечно, за исключением нашего с вами конкретного случая. Я не девушка, вы не против?
— Нет, — буркнул я. — Только за. Избавлен от права первой ночи. И что Бэрримор?
— Ничего, он доволен. Он с самого начала сватался к Орли. Но она ему сказала, что матушка не согласится выдать замуж младшую сестру раньше, чем старшую.
— А она младшая?
— Да. Она посоветовала Бэрримору пойти и посватать меня. Он так и сделал.
— Ему что, все равно было?
— Нет, он не понял шутки. Решил, что ему отказали.
— И что Орли?
— Плакала.
— Ну а ты?
— Я не знала. Ко мне посватались. Дворецкий — весьма подходящая партия, а еще Джон — такой красавец.
— Гмм… А он?
— Он пытался меня полюбить, но не смог и продолжал любить Орли. Со временем ситуация прояснилась, но на что-либо решиться было сложно. И мы продолжали разыгрывать образцовую семью.
— Перегибали палку.
— Да, пожалуй.
— Э, так я еще вовремя подоспел.
— Да-с… то есть да, вовремя. Очень вовремя. Джон подслушал ваш разговор о чае для похудания. Так что если бы ты не…это…
— Как рыцарь на дебелом коне?
— Примерно как он.
— Что ж, тогда мне осталось только сейчас вскочить на своего белого педального коня, поскакать на почту и дать объявление, что Орландина Селден помолвлена с Альбертом Хью Вустоном. Кстати, ты в курсе, что я Вустон?
— Стивен утром сказал. Для меня тоже главное, чтоб пахло розой, а не Баскервилями или Вустонами.
— Розы — это когда старая аристократия с тугой мошной?
— Да уж не дерьмо собачье-с.
— Хорошо, без дерьма собачьего постараемся обойтись. Других пожеланий нет?
— Ну, не знаю… как-то все же странно, что так быстро… Может, надо подождать с объявлением недельку-другую…
— Я хотел бы поскорей приступить к обязанностям жениха.
— И что ж мешает?
— Можно прямо здесь?
— Нет, здесь опасно. Ой… фу… ну, опасно же, ну что ты делаешь… Не обнаружив меня за стойкой, любой посетитель может войти, и…
— Тогда, может быть, погуляем?
— Давай. Сейчас, я только позову Картрайта, пусть он тут за всем присмотрит.
— Картрайта?
— Картрайта, это мой братик.
— Еще один?
— Младший.
— Один?
— Мои родители все же обычные люди, причем папа умер…
— Крайне утешительно сейчас это слышать. В смысле, что обычные люди.
— А что, разве терзали сомнения?
— Нет, я — сплошная уверенность. Хорошо, давай Картрайта.
— Картраааайт!
Глава 26
— Повернись-ка, сынок. Боже, смешной какой! Кто бы мог подумать, сам Вустон! Мне Стивен чего только о тебе ни писал. Он ведь у меня хороший мальчик, внимательный. И не ленивый. Даже прислал мне выписку из этой книги… да ты все равно не знаешь…
— Знаю, — хмуро сообщил я.
— В общем, думаю, немногие матери могут похвастать таким обилием информации об этом, как его… о претенденте на руку дочери!
Миссис Селден оказалась высокой женщиной в очках, с короткой стрижкой. Она отличалась такой сухопаростью, в которую ударяются ампирные особы на склоне лет, если они достаточно умны и властны. То есть они в молодости кажутся избыточно фигуристыми, но потом характер формируется, и остается лишь то, что действительно важно — не сдобная пышечка, а копченый осетр.
— Да, мэм, — подтвердил я, желая усилить хорошее впечатление. Пожилым женщинам нравится, когда их называют мэм. — Перед вами один из тех размеренных англичан старой закваски, хо-хо, что каждый день в без пяти шесть оказывается с часами в одной руке и штопором — в другой. Боюсь, что располнев на супружеских харчах, я могу оказаться даже респектабельней Бэрримора.
— Респектабельней Джона? Ну, это вряд ли. Тут не один вес, тут рост нужен! Благородство происхождения уже давно обесценилось, а дворецкие, между тем, дорожают. Мой покойный супруг был в родстве с кардиналом Ньюменом, а моя девичья фамилия Глостер, но толку в этом нет никакого. Мы взяли фамилию Селден, и я горда тем, что почти все мои дети воспитаны в демократическом духе, кроме Хью, в нем таки взыграла дурная наследственность, раз он угодил в тюрьму.
— Ага, значит, эта красотка — производства фирмы «Глостер&Ньюмен»?
— Вроде того, милок.
— А Шимс говорил, что взял фамилию своей матушки.
— Брешет, проклятый, он ее сам выдумал. Стала б я носить такую идиотскую фамилию.
— Ну, слава богу, значит, с тетей Эмили вопрос улажен. Я-то все думал, как ей преподнести эту новость… ну, вы понимаете. Думал, что она, услышав, что я женюсь на барменше, разобьет бутылку о мой череп и пожрет осколки. Бутылки. А в прочем, и черепа, кстати, это отсюда пошли черепки? Вы ведь, наверно, слышали от тысячеустой молвы, что моя тетка склонна к пожиранию бутылочных осколков, она приносит кровавые жертвы в тусклом свете месяца и обязательно совершит все это в честь моей женитьбы на барменше. Но если на разливе — Глостер&Ньюмен, то на этом коктейле жениться можно, даже нужно. Это самое умное, что я мог сделать за всю свою непутевую жизнь. В этом вопросе тетушка меня одобрит. Сколь бы ни были ужасны ее клыки… то есть тетушкины, ну, вы поняли, чьи… даже укушенная какой угодно мухой, хоть бы еще более клыкастой, чем сама, против фирмы «Глостер&Ньюмен» она не будет возражать. В смысле, тетушка.
— Главное, чтобы Глостер&Ньюмен не возражали.
— Мама! — угрожающе подала голос моя радость. — Глостеры вовсе не возражают. Ньюмены согласны!
— Молчу, молчу. Уж и слова сказать нельзя.
Миссис Селден несомненно была умна и властна. Она повадками напоминала змею, причем змею квалифицированную, компетентную, такую рептилию, которая не пляшет под чужую дудку, а предпочитает музицировать сама. Вы скажете, всякая теща напоминает рептилию и пытается музицировать сама, но даже такой непредвзятый человек как философ Кант, увидев ее, обязательно бы отметил в своей неподражаемой манере, что эти свойства ей инм… имп… имманентно присущи.
Она сидела в кресле, и у нее над головой висела, заключенная в изящную рамку, телеграмма от Эдуарда Инвентарный Номер Семь, где монарх горячо поздравлял ее с удачным разрешением от четверни, и цинично желал счастливой матери продолжать в том же духе. Однако известно, что к этой глумливой телеграмме прилагается королевская пенсия — королевская, конечно, не по размерам, она просто одно название, что королевская, но, тем не менее, пенсия. Так что миссис Селден воображала себя одним из рыцарей круглого стола, отличившимся
