— До свидания, девочки, рад, что вам понравилось, и надеюсь, хоть что-нибудь, кроме моего лица, отложится в ваших прекрасных головах, — улыбаясь особенно настырным студенткам, что никак не желали уходить после занятий, произнес я.
— Что-нибудь, кроме лица, определенно запомним, — заявила одна из них и нагло подмигнула.
Раздался звонкий смех, и девушки, к моему облегчению, наконец вышли в коридор.
— Волконский, с каких пор ты в завязке?
— С тех пор как им не всем восемнадцать. А нам с тобой уже далеко за тридцать.
С Сергеем Козловым я познакомился около десяти лет назад и сейчас спустя время не замечал в нем никаких изменений — ни кольца, ни седины не прибавилось, будто застыл в одной поре. С творчеством, правда, у того тоже прогресса не наблюдалось, но, кажется, его вполне устраивала должность преподавателя и скромные подработки для рекламных агентств.
Он предложил выпить по бутылке пива, но я не собирался бросать машину в центре, поэтому сошлись на кофе. Сели в небольшом, но довольно приличном ресторане. Сергей без остановки вещал про путешествия, поиск себя, любовниц, про то, что к сорока годам жизнь только начинается, а я согласно кивал, жевал стейк и думал о другом. О Франции.
Утром звонила Инна, сообщила, что к моему отъезду все готово: Максу открыли визу, самое необходимое было упаковано для отправки, решился вопрос с оплатой и жильем, а также общим объемом работ. Оставалось закрыть вопрос с билетами и уже на следующей неделе покорять Марсель. Вот только с голубкой я по-прежнему не переговорил.
Я все сильнее сходил с ума, гадая. Поедет или нет? Захочет ли? Сумеет? Странно, но первое, что я вспомнил, подумав о ней: Соня ведь с трудом изъяснялась на английском. Вроде бы ерунда, но даже такие мелочи играли против нас.
Правда, когда я представлял, как свожу ее в Париж, который запомнил и который любил, угощу самыми вкусными круассанами на Елисейский полях, все сомнения улетучивались в один миг.
И тем не менее, что-то не давало покоя. Я не первый день вспоминал священника Ральфа из «Поющих в терновнике». Это была любимая книга моей матери, она то и дело цитировала строки оттуда, сравнивала знакомых с героями. Я прочитал ее много раз, чтобы лучше понять маму, чтобы говорить на одном языке, но та, будто назло, только сильнее развела нас. Я так и не принял то, с каким пылом моя мать осуждала Ральфа, который выбрал служение церкви и призвание вместо любви. Всегда считал, что Ральф поступил правильно, и всем сердцем ненавидел Мэгги, главную героиню, за то, как она испортила своей любовью жизнь и себе, и ему.
Я с детства знал, что никогда не сверну с дороги к заветной цели, даже при Лиле не возникало никаких сомнений. Но вот сейчас впервые задумался, и эта мысль меня напугала: сумел бы я все оставить ради Сони? Отказаться от мечты, от Марселя? И ведь зачем гадал — я был уверен, что ее осчастливит приглашение. Но осознание уже накатило с полной силой, сбивая с ног всю твердость и уверенность в простых истинах: наверное, если бы голубка этого захотела… наверное, я бы смог.
— Влад, ты вообще здесь?
Козлов щелкнул перед лицом пальцами, возвращая меня за стол.
— Извини, отойду на минуту.
Я подхватил телефон и набрал номер голубки, которую неожиданно заметил на другой стороне улицы с блондинкой и маленькой темноволосой девочкой, судя по всему, сестрой.
Может, освободилась раньше? Вроде бы говорила, будет наводить красоту до вечера. Слушал гудки, а грудь распирало от жара. В висках пульсировало: я все ради нее смогу.
Заметил, что Соня посмотрела на экран и как-то растерялась, отошла в сторону.
— Привет, — поздоровалась вроде бы обычным тоном.
— Привет, — я напрягся, — ты в салоне еще?
— Да, — соврала она, а я ничего не понял. — Не могу сейчас говорить. Встретимся в шесть у меня?
Я сверлил ее тонкую фигуру взглядом. Казалось, я так зол, что она должна была почувствовать и на расстоянии. К чему вся эта ложь?
— Хорошо? — переспросила мило. — Скучаю по тебе.
— Хорошо, я тоже, — ответил быстро и нажал отбой.
Осталось дожить до шести вечера и не убить никого за это время.
Обед с Козловым пришлось закончить, потому что я был уже не в форме для бессмысленных разговоров, сел в машину и объездил полгорода. Высадился на набережной в малолюдном месте, забрался на капот и под неслабыми порывами ветра стал ждать, накапливая в себе злость.
Когда очнулся, весь продрог от холода, а часы перевалили за шесть. Кажется, пора было внести ясность в наше общение.
Вошел в квартиру к Соне, и все внутри сжалось от ощущения дома и уюта. Она, весело напевая, подскочила ко мне и прижалась к губам, но я отстранился и не дал углубить поцелуй. Избегая взгляда, наклонился развязать ботинки, а затем сразу прошел в ванную комнату, закрылся и плеснул холодной водой в лицо.
Невообразимая хрень творилась со мной. Бросало из стороны в сторону, хотелось орать, бить посуду и в то же время нежно брать голубку в каждом углу этой долбанной квартиры!
Зачесал мокрой ладонью волосы назад, глянул в зеркало и усмехнулся — на меня смотрел незнакомый мужик со сдвинутой крышей и холодным пламенем в глазах. Наверное, так великие мастера и творили шедевры — из-за таких вот невозможных муз.
Не нашел полотенца на нагревателе, открыл нижний ящик, где обычно лежали свежие из сушки, но и там оказалось пусто. Заглянул на верхние полки над зеркалом и удивился, обнаружив пузырек с таблетками. Я слишком хорошо разбирался в них, чтобы не понять, какая дрянь передо мной.
Схватил и вылетел в коридор, как вихрь — сминая все на пути.
— Влад, ты ужинать будешь? — услышал из кухни и направился молча туда.
— Что за таблетки?
Бросил склянку на стол, та прокатилась по поверхности и со звоном упала на пол.
— Успокоительные, — последовал бесстрастный ответ.
— Откуда они и для чего тебе?
Я знал, что эта дрянь сильнодействующая, а еще вызывает зависимость почти как наркотик.
— У меня есть рецепт врача, если ты об этом, — Соня скрестила руки на груди, но оставалась невозмутимой.
— И как долго ты их принимаешь? Они же сжирают твой мозг! — только на последнем слове осознал, что орал, надрывая легкие.
Соня покачала головой.
— Если бы ты внимательно посмотрел на дату, то понял бы, что они просрочены. Принимала их раньше на постоянной основе, но они мне больше не нужны.
Я буравил ее взглядом, и ведь ни одна мышца на лице не дернулась. Сейчас я был землетрясением, а она многовековой крепостью со сваями, вдолбленными в само земное ядро!
Со всей силы пнул таблетки в сторону мусорного ведра, выругался далеко не художественным языком.
