- Она мечтала, чтоб я был один, - говорит он уже после, обнимая, - но теперь ее план точно не будет приведен в действительность. Думаю, сегодня она это окончательно поняла.
Вздрагиваю в его руках.
- Слышала я про сумасшедших мамочек… Но теть… Хотя, наверно, нет особой разницы.
- Мама всегда была ведомой. Не вникала в сложные, по ее мнению, вещи. Но сейчас даже она возмутилась.
Прижимаюсь к Троицкому крепче.
- Мне жаль, что все так произошло. Надеюсь, вы еще помиритесь… Хотя не представляю, что смогу нормально говорить с твоей тетей.
Он качает головой. Глажу пальцами твердую шею.
- Я и сам это слабо представляю. Теперь хочу только извиниться перед твоими родителями.
- Они не будут против тебя.
- На их месте я бы за тебя волновался, - он зарывается носом в мои волосы, - ты заслуживаешь нормальных спокойных отношений.
По телу бегут мурашки от его дыхания на моем затылке. Прикрываю веки.
- У нас и есть такие отношения. Я впервые за много месяцев чувствую себя спокойно.
- Ты не заслуживала всего того, что произошло, - а вот Троицкий не успокаивается, - суда по установлению отцовства, неуважения со стороны моей семьи.
Говорить он может долго и красиво. Этого блестящего адвоката не переспоришь. Однако мы не на заседании. Может быть, как юрист я бы не превзошла Антона в красноречии. Но сейчас оно не нужно. В этот миг я просто женщина. Его любимая женщина.
- Я считаю, что целиком и полностью заслужила… Тебя. Так что просто иди, переоденься и погуляй со своим сыном, пока я разогрею ужин в духовке и сделаю салат.
В ответ на простые слова получаю такое крепкое объятье, что трудно дышать. Антон несколько раз быстро целует меня в щеку, ухо, шею. Снова глубоко вздыхает в моих волосах. И только потом идет к заждавшемуся Тимке.
Троицкий переодевается сам в джинсы и футболку, примерно такой же комплект натягивает на сына. Малышковой модели, конечно. Но эти двое все равно становятся так похожи. Темные майки, сине-голубые штаны. Смотрю на них из дверей кухни.
- Вчера ему понравился поезд, где можно сидеть на лавочке и рулить, - сообщаю нашему папе, - а утром он требовал, чтоб я водила его за ручки по дорожкам.
- Думаю, он даст намек, чего хочет.
Поднимаю брови.
- Ты и сам хорошо придумываешь для него занятия. Я заметила, с тобой малыш гораздо меньше капризничает.
Вижу, Троицкий сразу приосанился.
- Когда-нибудь я напишу книгу про отцовство. По профессии уже писал, опыт есть. Правда, ее пришлось нехило причесать редакторам. Все же говорить и писать – разное.
- Антон!
Перебиваю его, пока он натягивает кроссовки. Про книгу я, если честно, не знала, нужно будет спросить название. Сейчас мне нужно сказать другое.
- Что? - мужчина выпрямляется.
Улыбка медленно уходит с его лица. Наверное, в моем взгляде слишком много тревоги.
Подхожу к Антону, обнимаю себя руками.
- Антон, ты очень нужен нам!
Его тетка очень хочет все испортить. И хоть я уверена в Троицком полностью, боюсь.
- Ну-ка иди сюда.
В голосе мужчины слышится металл.
- Мм?
Шагаю еще ближе, сразу чувствую сильные руки на своих плечах у перехода в шею.
- Ты уже вляпалась в меня по полной, глупышка. Теперь я никуда не денусь.
Распахиваю глаза от удивления и задираю лицо. Но несмотря на жесткий тон, в глазах любимого пляшут хитрые огни.
- Скажи это еще раз, - прикусываю губу.
- Я никуда не денусь…
Концовка выходит хриплой. Антон с силой притягивает мое лицо к себе. Глубоко целует. Каждым движением выколачивает из меня дурацкие мысли. Я никак не могу напиться этим ощущением. Отстраняемся мы только после недовольного повизгивания сына.
- Я люблю тебя, - Антон целует в висок.
Прикрываю от удовольствия глаза, давая исчерпывающий ответ о взаимности.
Если бы Антон метался между мной и мнением тети, я бы, наверное, сошла с ума. Она не мать, но она была рядом с ним с рождения. Он мог бы заставлять считаться с ней, уважать. Хотя я и так не позволю себе ничего низкого в ее сторону.
Но все же не будь он безоговорочно на моей стороне, я бы вряд ли справилась.
Пока мальчишки гуляют, накрываю стол. Все же приятно иногда просто похозяйничать для любимых людей. Карьеру я не брошу! Но отвлекаться порой и заботиться об Антоне для меня сейчас безумно приятно. Стараюсь как можно аккуратней сервировать стол белой посудой и деревянными элементами - салфетницей, миниатюрным набором для специй. Еще бы поставила свечу, но Тимка обязательно до нее доберется!
Когда все готово, пишу Троицкому. Пусть сам выбирает момент и заводит сына домой. Я во всем даю ему свободу. Пусть погружается в «невозможное» отцовство по полной!
Поднимаются они, когда у меня успевает заурчать живот. Зато на ужин накидываемся с большим удовольствием. Тимка в том числе. Тем более, курицу для него на мелкие кусочки режет папа. И сидит он рядом именно с ним. Ох, так я скоро начну ревновать! Хотя…
- Если бы я знала, каким ты станешь классным отцом, разбилась бы, но отыскала тебя сразу. И в первый же день сделала тест ДНК!
Смеюсь с набитым ртом. Сейчас можно говорить о той теме легко.
- Думаешь, у тебя бы это вышло, в отличие от людей Соломонова? - усмехается Антон.
А вот я хмурюсь.
- Это тот человек, который преследовал тебя?
Мужчина быстро кивает.
- Да. Не забивай голову, - он прокашливается, - не знаю, как насчет поисков. А вот тест точно нужно было кинуть мне в лицо на второй же день!
Он переводит нежный взгляд на Тимку. Малыш с упоением размазывает овощной сок с пальцев о новенький нагрудничек с изображением мышонка. Разговор его не интересует. Он и забыл уже, наверное, что когда-то был без папы.
Да и я начинаю забывать, как это - быть одной. Не рассыпаться в благодарностях, когда кто-то просто побыл с твоим ребенком, пока ты принимаешь душ. А всего лишь решать - кто из нас сегодня купает мелкого, а кто укладывает спать.
И ждать часы сна маленького не только для того, чтобы самой тоже рухнуть в постель.
- Посидим в гостиной? - я уточняю все же у Антона, вдруг он устал.
- Да, с удовольствием.
Вот к чему я пока не могу привыкнуть, так это к его прекрасной квартире. Мне, как маленькой девочке, хочется бродить по ней и разглядывать все широко раскрытыми глазами. Плескаться в большой ванне, сидеть на широких подоконниках и смотреть вдаль. Или вот, как сейчас, поджать под себя ноги в кресле перед камином.