Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
– Дай сюда. Я сам справлюсь. Вон пошли, – рявкнул он, практически выдернув пистолет из рук лысого шакала. – Снаружи подождите, – добавил резко. Ублюдки мрачно переглянулись, передернули плечами, и развернувшись, направились к двери. А следом за ними две свинцовые пули. Одна за другой. Первому угодила в затылок, и тот упал сразу, а второй успел оглянуться, изумленно уставиться на вожака и рухнуть плашмя с дырой во лбу.
Греков опустил руку, уронив пистолет на ковер, взял с дивана свое модное пальто и медленно обернулся ко мне. Его взгляд был абсолютно черным. Пламенеющем. Жутким. Таких глаз не бывает у людей…
Мое грудную клетку разорвала дикая мысль. Страшное подозрение, клокочущим воплем раздирающее грудную клетку.
– Что… Что ты сделал? – зарычала я поврежденным горлом с отчаянным страхом вглядываясь в неподвижные, словно вырезанные из камня черты. Он остановился возле моих прижатых к груди ободранных до крови коленей.
– Он спит, я уложил его спать, – прокуренным сиплым голосом произнес Греков, позволив облегчению накрыть дрожащее тело.
– Спасибо…Спасибо, Руслан. Не обижай его. Пусть он вырастет другим. Прошу тебя, – я беззвучно заплакала, схватив его за руку, как пару часов назад, на крыльце.
Он ничего не ответил, высвободил ладонь, сдавленно выдохнул, и опустившись на колени, накрыл мое осквернённое, кровоточащее, скрюченное тело своим брендовым пальто, источающим аромат дорогого парфюма. Потом взял моё лицо в ладони, стискивая до боли. Тьма сочилась из его глаз. Безнадежная, оглушающая, безумная, животная. Греков смотрел долго, заражая, отравляя меня ядовитой агонией, глухой выжигающей дотла яростью. Потом резко дернул меня к своей стальной горячей груди, к белоснежной рубашке… мое грязное разбитое лицо. Обхватил обеими руками, сжал до хруста и завыл, раскачиваясь вместе со мной и стороны в сторону, глухо, отчаянно, протяжно, как может выть только раненный истекающий кровью зверь, угодивший в смертоносную ловушку.
У него был выбор. Отгрызть поврежденную конечность или подыхать в капкане до самой смерти. В тот момент я хотела только первый вариант.
Жизнь страшнее смерти.
Но зверя никогда не волновали мои желания.
Он решил, что я еще не заслужила смерть.
Глава 9
Год спустя. Болгария.
Крепко зажатая в ладонях фарфоровая кружка с дымящимся кофе обжигала пальцы, но я практически не ощущала физического дискомфорта. Мой личный болевой порог достиг своего минимума в тот день, когда я выжила, моля о смерти. Меня вынудили остаться, но я сопротивлялась. Три месяца забвения, небытия, холодной мёртвой пустоты. Внутри и снаружи. Редкие обрывки воспоминаний, туман разрозненных мыслей и больных галлюцинаций. Три месяца тишины и молчания, на протяжении которых я не произнесла ни слова, круглосуточное пребывая в медикаментозном тумане. Меня не было, не существовало. Я хотела уйти насовсем в ледяное безвремие. Там было легко, свободно, холодно и темно.
– Мама, смотри! Почти готово! Иди посмотри, как круто получилось, – радостно прокричал мне Рус, махая рукой. Его лицо сияло улыбкой. Я зажмурилась от яркого, слепящего глаза солнца, глядя на сына через стеклянную стену террасы, уголки губ дрогнули, ноздри затрепетали. В приоткрытую дверь врывался тёплый ветер, принося теплый запах цветущего сада и соленого моря, шепот прибоя и звонкий смех сына. Три месяца в лучшей клинике Москвы под пристальным наблюдением дорогостоящих психиатров вернули меня в реальный мир, но цвета, звуки и запахи начали возвращаться гораздо позже. И только желание жить так и не восстановилось. Я двигалась, дышала, произносила заученные фразы, совершала стандартные действия, но не жила. Я чувствовала себя мертвой. Кукла на шарнирах со встроенным примитивным интеллектом и базовым набором потребностей. Исключения составляли моменты, когда сын был рядом. Рус вдыхал в меня жизнь, потому что нуждался в моей улыбке и любви, в моей заботе и нежности. И я жила, чтобы дарить их ему. Ради него. Для него. Если он был на занятиях, играл с отцом или друзьями, меня не существовало.
Пальцы непроизвольно вцепились сильнее в остывающую кружку, когда Руслан повернулся к отцу, что-то сказал ему, и они оба весело рассмеялись, слегка откинув одинаковые головы. Я вздрогнула, физически ощутив, как замедляется пульс и исчезают запахи, звуки, вкус терпкого напитка на оледеневших губах. А потом расцветают снова, стоит проказливому мальчишке обратить на меня сияющий взгляд.
– Мама, ну что же ты. Сколько можно звать? – он подбежал к террасе, ворвался внутрь, заполняя меня калейдоскопом живых эмоций. Схватил за руку, щедро делясь своей неуемной энергией, передавая частичку тепла и радости. Потянул за собой, расстроено хмуря тёмные брови.
– Подожди, я кружку поставлю, – отмерев, я виновато улыбнулась.
Через пару секунд, мы вышли в сад. Я держала сына за руку, отпуская только, чтобы поправить растрепавшиеся выгоревшие на солнце волосы. Лето в Болгарии гораздо длиннее, чем в Москве, и Рус за прожитые тут полгода превратился в маленького смуглого цыганёнка, а я оставалась такой же бледной, как в первый день прилета.
Я вообще не хотела покидать серый суровый мегаполис. Не верила, что новое место способно что-то изменить или исправить. Ничего и не изменилось с момента заселения в шикарную пятикомнатную виллу на берегу моря с частным пляжем и огромной прилегающей территорией. Много солнца, мало людей, буйство зелени, белый песок, голубое море, новая частная школа для сына, новый психолог для меня и длинные душные ночи с ним… Я скучала по Москве, потому что там он меня не трогал. Там я могла притворяться, что он тоже не существует.
Я остановилась в десяти шагах от отливающей серебром и сверкающей в лучах солнца трехметровой конструкции, расположенной в самом центре сада, на аккуратно подстриженном газоне. Отец и сын ежедневно трудились над ее строительством на протяжении всего пребывания в Болгарии. Но началось все с чертежей, которые восторженный счастливый Рус показывал мне еще, когда я лежала в клинике. Это единственные воспоминания, сохранившиеся после трех месяцев интенсивного лечения. Тогда же я узнала, что по первому высшему образованию Греков инженер-конструктор, по второму – юрист, по третьему – финансист. Наверное, поэтому его так бесило, что я не хочу учится. Куда мне… До Зверя. Только никакие дипломы и успешный бизнес не сделали его человеком. Я ненавидела его. Боже, как же сильно я ненавидела. Но не за то что, он сделал, а за то, на что у него не хватило смелости. Ничтожный трус, способный только унижать и насиловать женщин. Иногда именно эта яростная злоба заставляла меня открывать глаза и замечать обстановку вокруг. Концентрация гнева и ненависти в крови зашкаливали с каждым днем. Я снова и снова предоставляла, как направляю дуло в его ухмыляющееся лицо и стреляю, стреляю, стреляю. Так, как он меня учил. В десятку. Сотни, тысячи выстрелов, разнося его голову в кровавые ошметки плоти и костей. Я просыплюсь ночью от звуков, грохочущих выстрелом в голове, а потом часами истерически хохотала. Мне вкалывали успокоительное и повышали дозировку психотропных препаратов, и я снова исчезала. Когда случалось просветление, ко мне приводили маленького Руса. Врачи думали, что его присутствие ускорит процесс выздоровление. Мне действительно становилось лучше, но потом он начал приносить эти чертовы чертежи.
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
