Она отключается сама, и я наконец-то могу выдохнуть.
И ощутить, как бьется в груди сердце. Медленно. Так медленно.
Удар.
— Сереж, говори, где она, — басит дядя Паша.
Удар.
Я передаю геолокацию.
Удар.
Он тут же начинает набирать кому-то и командовать резким жестким голосом.
Удар. Удар.
— Поехали, малец, — подталкивает меня к двери «Три звезды», — на моей.
— Я сам.
— Ты сам не в состоянии, а я с водилой. Он у меня такой, знаешь… До сих пор мотор не глушит, привычка дурная. Все знает, все тропы козьи. Доскачем быстрее, чем его погоны прилетят. Паш, — обращается он уже к дяде Паше, — ты давай, чтоб перекрыли все тропки. Военных надо поднять.
Удар, удар, удар!!!
— Это Костров сделает, — дядя Паша кивает на Владимира.
Тот только улыбается:
— Давай, езжайте. Эти твари никуда не денутся. Не успеют просто.
— Там ребята им на хвост сели, Зверева сыновья, — говорю я, а Костров морщится.
— Черт… Еще и Зверь здесь замешан… Узнает, будет мясо.
— Оно и так будет, — посмеивается «Три звезды», уже переодевшись и коротко кивает мне на дверь.
Я выхожу на улицу и первым делом пытаюсь глубоко дышать. И слушать стук сердца.
Геолокация есть.
Дядя Паша пригонит туда скорую, полицию и всех, кого можно. Костров поможет в поиске тварей, утащивших ходячую зверевскую заразу и пытавшихся утащить мою девочку.
И, я очень рассчитываю, что их не будут брать сразу по закону. А дадут оторваться. Хоть немного.
Но это потом.
Сначала — Татка.
Гонку по пересеченной местности я не особо запоминаю.
Водила Витиного гелика, пожилой спокойный мужичок в приблатненной кепке брежневских времен, реально знает каждую козью тропу, и до места мы доезжаем гораздо раньше скорой и полиции.
Моя девочка сидит прямо на земле, в окружении еще нескольких девчонок. На ее коленях с тряпкой на морде лежит щуплый спаситель, который, я так понимаю, и не позволил упереть Татку в машину.
Нормально, парень, свой косяк за постоянное путание под ногами у Татки ты отработал, считай. Если жив останешься.
Она видит меня, вскрикивает, но не встает. Боится потревожить голову парня.
Я сам бегу, падаю на колени, аккуратно беру ее лицо в ладони.
Под глазом уверенно наливается синяк, губа разбита. Суки. Убью ведь. Просто убью.
— Сереж…
У нее слезы в глазах. Я мягко вытираю их большими пальцами.
— Он здоровенный такой… Эльку ударил и понес. А я за ним… Понимаешь, и не видел же никто, как раз финишировали… Только я, потому что она рядом стояла. Я бросилась, закричала, а он меня ударил… И потом тоже схватил… И только Юрик… А он его так двинул, что он упал и не приходит в сознание… Сделай что-нибудь, Сереж, пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…
От ее торопливого умоляющего шепота заходится сердце, опять прекращает биться.
— Не волнуйся. Скорая уже едет. Иди ко мне.
Я осторожно поднимаю голову парня, поворачиваюсь, нахожу глазами одну из девчонок, киваю повелительно. Она садится, мягко перехватывает эстафету, гладит Юрика по щекам.
Герой парень. От баб отбоя не будет. Если живой останется, конечно.
Тут же поднимаю свою главную добычу на руки, несу в машину Вити.
Она льнет ко мне так сильно, дрожит, всхлипывает и без остановки шепчет, чтоб я помог Эльке, что ее утащили. И чтоб Юрику помог, ему плохо.
А мне плевать. Вот реально плевать в этот момент.
Она — самое важное, что есть в моей жизни. Основное. Без нее — нет ничего. Ничего.
— Давай, Вася глянет. Он в меде учился когда-то, — говорит Витя, кивая на своего водилу. Я колеблюсь. Вообще не хочу отпускать ее.
Пока мы идем до машины, водитель успевает мотануться к Юре, осмотреть его.
Я усаживаю Татку на заднее сиденье, осторожно осматриваю. Вроде, нормально. Крови большой нет, синяк и ссадина на губе. Суки. Доберусь — убью.
— Голова болит?
— Нет… Сереж, а Элька…
— Да нормально все с твоей Элькой будет! — срываюсь я, — эта зараза нигде не пропадет!
Татка смотрит на меня, а потом откидывается на сиденье и закрывает глаза.
— Тебе плохо? Голова кружится?
У меня мир качается перед глазами.
— Нет. Я устала просто.
Татка отворачивается, я держу ее за руки и хочу рассмотреть лицо, все натрогаться не могу, хочу почувствовать ее, что она — живая, что у нее — все в порядке.
Тут подъезжает скорая. За ней — еще одна.
Я сразу подхватываю Татку на руки и тащу к медикам.
И там нетерпеливо курю рядом, пока мою женщину осматривают.
— Ничего страшного не вижу. Синяк, ссадина. Я бы на сотрясение проверила, возможно, легкая степень. — Говорит врач, и я тут же киваю. Пусть проверяют.
— Мы ее в больницу отвезем, хотите, езжайте следом. В машине места нет, мы еще одну девочку забираем, у нее нервный срыв.
— Хорошо.
Я слежу, как Татку сажают в машину, хочу взять за руку, но она отворачивается.
Иду к машине Вити.
Тот разговаривает по телефону, курит, потом видит меня и отбрасывает сигарету.
— Поймали их. Недалеко отсюда. Вроде все живы. Поедешь?
Я моментально оцениваю время. Татку в больницу ещё минут тридцать везти будут. Успею.
— Да.
Витя оживляется, щерит по-молодому железные зубы, кивает водиле:
— Погнали! Развлечемся!
Не добавляй мне, малыш…
Я, уже успокоившись, задумчиво разглядываю окровавленное лицо ходячей беды — Эльки. Сама Элька без сознания, и это даже хорошо. Для нее же. Челюсть вывихнутую вправлять, да на живую… Ну так себе испытание. А тут нормально. Правда, Зверята слегка не в себе, скачут вокруг, глаза дурные. Но оно тоже понятно.
Погоня, адреналин, да еще и тревога за свою девчонку… Я бы хуже выглядел, вот честно. Я и так-то не особо хорошо себя показал.
Но просто расстроился, бля!
Тот утырок, что ударил мою девочку, успел вырубиться. Башкой своей железной ударился о лобовуху, когда байкеры его в кювет загнали.
Смысл бить полудохлого?
Разочарование! Ну как тут сдержаться? Не сдержался. Поорал хорошо так. Байкеры слегка побледнели даже и в сторонку смелись.
