— Я и не представлял себе, как много ты потеряла, пока не посмотрел ту кассету, — отрывисто проговорил Адам. — Человек с более слабой силой воли поставил бы на себе крест. А ты не ожесточилась, не стала жаловаться на судьбу. Не могу передать, какое впечатление произвел на меня тот факт, что ради шутки ты надела вот это... — Он тронул юбку ее балетной пачки. — Ты настоящая... настоящая женщина.
Анну поразила искренность, которая сквозила в его голосе, и слезы обожгли ей веки.
— О сегодняшнем марафоне тебе рассказала мама?
Она боялась посмотреть на Адама — не хотела рисковать. Вдруг в его лице появилось то, о чем она мечтала? Хватит тешить себя несбыточными надеждами...
— Не буду открывать свои источники информации. Я знал: добровольно ты не согласишься поговорить со мной. Неужели ты думала, что вынудишь меня отступиться?
Он был так самоуверен, что ей хотелось кричать. Но, чтобы добраться до финиша и не свалиться от усталости, нужно было размеренно дышать.
— Зачем весь этот маскарад? — огрызнулась Анна.
— Подумал, что ты порадуешься, если я выставлю себя полным идиотом.
— Ага, значит, решил произвести на меня впечатление? Какой... какой цирк! — От избытка чувств она сплюнула.
— Давай посмотрим правде в лицо: тем утром я выставил себя куда большим идиотом. А здесь тебе от меня не спрятаться.
Она на мгновение сбилась с ритма. Действительно, на беговой дорожке ей некуда спрятаться. Она искоса глянула на него — несмотря на решимость в голосе, Адам выглядел непривычно робко.
— Тебе не удастся вызвать меня на спор. Ты — дурак, Адам! — Анна не верила своим ушам.
Адам извинялся перед ней, но она хотела добиться от него полной откровенности.
— Анна, я не выношу, когда на меня давят...
— Можешь не напоминать мне, — огрызнулась она.
— Ради всего святого, женщина, позволь мне договорить. Когда я делал предложение Джессике, я искренне думал, что поступаю верно. Моя семья, дети, все были против, но из-за дурацкой самонадеянности я не желал никого слушать. — Помолчав, Адам признался: — Даже если бы мне не встретилась ты, я бы не женился на Джессике. Я был настоящей свиньей! Сам виноват, что обручился с первой попавшейся женщиной. После смерти Бена и Тесс мне не следовало спешить, нужно было подумать, но не успел я оглянуться, как мы с Джессикой оказались помолвлены. После я хотел разорвать помолвку, но мне казалось, что так будет нечестно по отношению к памяти Ангуса Монфорда. Каким я был глупцом! Анна, если ты не сбросишь темп, то не дотянешь до финиша.
— Не выношу, когда на меня давят. — Неожиданно его руки обвили ее талию, и она остановилась как вкопанная. — Не смей...
Крепкий поцелуй заглушил возмущение Анны, когда Адам поднял ее от земли и прильнул к ее губам. Мимо этой странной пары — балерины в кроссовках в объятьях огромного Кролика — пробегали люди и аплодировали им. Щелкнул затвор фотоаппарата: их снял какой-то юнец-репортер. Теперь снимок наверняка появится в вечерней газете.
— Адам, люди смотрят! — Ошеломленная, не в состоянии держаться на ногах, она вцепилась в плечи Адама.
— Пускай, — беспечно промолвил он.
— А как же твоя незапятнанная репутация? — Ее сердце гулко заколотилось, когда в его глазах вспыхнул огонек собственника.
— Если я отпущу тебя, то получу репутацию самого большого идиота в мире. Я люблю тебя, Анна.
— Джессику ты тоже любил, — напомнила она, хотя чуть не взорвалась от его простого признания.
— Никогда, — с нетерпеливой ноткой в голосе ответил Адам, — и тебе это известно. Я расстался с Джессикой задолго до того, как мы с тобой провели вместе ночь. Еще вечером я собирался сказать, что свободен, но не успел, не смог устоять перед силой твоего очарования.
Анна покраснела, вспомнив, как хладнокровно... нет, как пылко соблазнила его.
— Ужасно жениться без любви.
— Теперь я понял это, — согласился он, но смиренное заявление было подогрето опасным блеском глаз. — Но в качестве оправдания скажу, что никогда особенно не интересовался Джессикой. С самого начала она играла на моем преклонении перед ее дедом, но я был так слеп, что не замечал этого. Однажды мы с ней поссорились, и в порыве гнева она сболтнула, что всегда презирала Ангуса. Она пришла в бешенство, когда узнала, что часть его состояния завещана фонду медицинских исследований. Я — глава фонда, поэтому Джессика вообразила, что через меня сможет добраться до денег. У нее огромные амбиции, — хмуро продолжал он. — Последние два года она лезла из кожи вон, пытаясь заполучить богатенького мужа, потом подвернулся я, и она нацелила свои устремления на меня. Бред, конечно, но это объясняет, почему она проявила такое понимание, когда я рассказал ей о своих чувствах к тебе. Я думал, Джессика сама поймет то, что стало слишком очевидно для меня, — что мы совершенно несовместимы. Поэтому я устроил ей испытание, попросил присмотреть за детьми в те памятные выходные... но помешала свинка и моя мать.
— Знаешь... — пробормотала Анна. — У тебя зеленые глаза. — Она пыталась постигнуть смысл его откровений. Значит, обычная ядовитая злоба подстегнула Джессику явиться к ней. Адам вывернулся из цепких когтей этой хищницы, и она хотела устроить все так, чтобы он не достался и Анне.
— Ты заметила? — Улыбка осветила его лицо.
— Трудно не заметить, когда ты так уставился на меня. Почему ты обвинял меня во всяких ужасных вещах?
— Я вспомнил, как ты обнималась с тем парнем в саду, и подумал, что после ночи со мной ты прыгнула в его постель. Ревность ослепила меня, — мрачно признался он.
Она вспомнила, как он метался по дому со стиснутыми кулаками.
— Ты не поверил мне.
Сняв перчатки, Адам взял твердыми пальцами ее подбородок.
— Утро после нашей ночи вышло какое-то ужасное, — сухо произнес он. — Я собирался признаться тебе в вечной любви... очень волновался. Хотел рассказать, что у меня с Джессикой все кончено, а ты повела себя так, словно между нами не произошло ничего. Я подумал, что ты освободилась от наваждения.
— Ты сам говорил: для того, чтобы избавиться от наваждения, нужно посмотреть ему в лицо, — напомнила Анна.
— Анна, тогда я цеплялся за соломинку. Ты пробудила во мне новые качества: честность, прямоту... Я понял, что любовь сильнее гордости.
— А как же наша первая ночь? — спросила она. Он говорил о любви посмеиваясь, но его глаза не смеялись, взгляд был серьезен, полон искренности. — Той ночью я изнемогала от желания услышать слова любви, но ты не вымолвил ни слова.
— В пылу страсти люди не могут говорить искренне.
— Той ночью я ни единым словом не солгала тебе.
От такого признания у Адама перехватило дыхание.
— Тогда я не был в этом уверен, — сказал он, неотрывно глядя на нее. — Поэтому выжидал. Слишком значимые вещи я собирался сказать, нельзя было допускать возможность непонимания. К сожалению, я не выдержал соперничества с коровами. — В его улыбке таилась скрытая боль.
