— Просто так я жизнь не отдам, — обещал ей Корум. — Теперь она дорога мне. Но я не побоюсь и смерти.
Солнце стояло уже высоко. Корум стер со лба пот — ему было жарко. Он помнил о том, что скоро жара сменится холодом. Корум поправил расшитую повязку на пустой глазнице и коснулся смуглой руки Медбх.
— Я вернусь к тебе, — пообещал он. Король Маннах сложил руки на груди и прокашлялся.
— Приведи к нам Эмергина, Принц Корум. Приведи.
— Без него в Кэр-Малод я не вернусь. Если я не смогу привезти его с собой, он придет один.
— Великое дело возложено на тебя, Корум. Помни об этом, — сказал (Король Маннах. — Удачи тебе!.
— Счастливого пути, Корум, — рыжебородый Файахэд похлопал вадага по колену. — Удачи!
— Прощай, Корум, — сказала Медбх. Ее взгляд и голос были тверды.
Корум ударил каблуками в бока своего буланого коня и поскакал прочь.
На душе у Принца было спокойно, когда он скакал по холмам и лесным тропам, углубляясь вес дальше и дальше в бескрайний холодный лес, что простирался на восток до самого Кэр-Ллюда. Корум прислушивался к пению птиц, журчанию ручейков, что, сверкая, бежали средь древних скал, к шепоту дубов и вязов.
Ни разу Корум не оглянулся назад, ни разу не пожалел он о принятом решении, ни разу не посетили его ни страх, ни печаль, поскольку знал он — все, происходившее с ним было уготовано ему судьбой, для мабденов же ой был воплощением великого идеала.
Подобное спокойствие редко посещало его. Вероятно, причина заключалась в том, что Принц покорно принял свою судьбу — именно за это он и был вознагражден покоем душевным.
«Интересно, — подумал Корум, — могут ли быть у подобного покоя и иные причины?» Если это не так, то он приходит к странному парадоксу — спокойным он может быть только в сражении.
К вечеру небо стало сереть. На востоке появились тяжелые тучи.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ МИР, ПОЛНЫЙ СМЕРТИ
Поеживаясь, Корум набросил на плечи тяжелую меховую накидку, надел капюшон и рукавицы. После этого он затоптал остатки костра и стал осматривать окрестности. Еще не рассвело, но по небу уже разливалось холодное голубое сияние.
Край был совершенно пустынным. Черная мертвая земля была покрыта тонким слоем инея. То тут, то там стояли застывшие голые деревья. Вдалеке виднелась цепь черных холмов, укрытых снегом. Корум забеспокоился.
Ветерок пах смертью.
Он пах смертельной стужей. Земли были настолько пустынны, что можно было с уверенностью сказать, что здесь какое-то время находились Фой Мьёр. Возможно, во время похода на Кэр-Малод они разбивали здесь свой лагерь.
И тут Корум услышал знакомые звуки. Звуки эти заставили его затоптать еще тлевшие головни. Он слышал стук копыт. Корум посмотрел на юго-восток. Прямо перед ним возвышался небольшой холм, из-за которого и раздавались звуки.
Корум услышал и другой звук.
Далекий лай собак.
В этих землях могли жить только дьявольские псы Кереноса.
Корум подбежал к своему буланому жеребцу, который заметно занервничал. Принц вскочил в седло и, освободив пику, положил ее поперек седла. Затем Корум наклонился вперед и похлопал коня по шее, пытаясь хоть как-то успокоить животное.
Он развернул коня, встав лицом к пригорку, и вдруг увидел, что навстречу ему едет одинокий воин. В тот же миг взошло солнце. В лучах восходящего светила латы всадника вспыхнули кроваво-красным цветом. В руках воин держал меч, который блистал так ярко, что у Корума заболел глаз. Цвет лат воина внезапно изменился на ярко-голубой, и тут Корум_ понял, кто перед ним.
Лай страшных псов становился все громче, но холм пока скрывал их.
Корум тронул коня шагом.
И тут все звуки стихли.
Собаки замолкли, всадник замер; лишь доспехи его продолжали менять цвета теперь они были желто-зелеными.
Корум слышал собственное дыхание и ровный стук копыт своего коня, ударявших по промерзшей земле. Конь шел уже вверх по склону, всадник становился все ближе. Корум взял пику на изготовку.
Из-под стальной маски, прикрывавшей лицо всадника, послышался голос.
— Ха! Я так и думал. Это ты, Корум.
— Доброе утро, Гейнор. Не устроить ли нам поединок?
Гейнор Проклятый, откинув голову назад, засмеялся мрачным гулким смехом. Доспехи его стали непроницаемо черными. Гейнор вернул свой меч в ножны.
— Ты ведь меня знаешь, Корум. Я стал поосторожнее. У меня нет ни малейшего желания вновь побывать в Лимбе. Здесь у меня есть хоть какое-то занятие. Там же мне делать совершенно нечего — там ничего нет.
— В Лимбе?
— Да, в этом самом Лимбе.
— Тогда прими другую сторону. Сражайся вместе со мной. Тем ты заслужишь искупление.
— Искупление? О, Корум, когда же ты повзрослеешь? Что такое искупление? Кто нас может прощать?
— Никто.
— Тогда зачем ты говоришь об искуплении?
— Ты искупишь свои грехи перед самим собой. Я говорю именно об этом. Я не призываю тебя задабривать Владык Закона — если они живы и поныне — или падать ниц пред кем-то или чем-то. Я говорю только о твоей чести. В тебе, как и в любом другом человеке, есть нечто такое, что может спасти от безысходности, снедающей ныне тебя. Ты же знаешь, что твоим нынешним хозяевам не достает величия духа, — они ущербны и исполнены пагубы. И все же ты добровольно служишь им, исполняешь их приказания, совершаешь чудовищные преступления, сеешь зло, страдание и смерть. Ты и сам все это знаешь, знаешь ты и то, что преступления эти заставляют страдать прежде всего тебя самого.
Доспехи гневно запылали алым. Гейнор повернул коня, подставив стальную маску под лучи восходящего солнца. Его конь заволновался; Гейнор потуже натянул поводья.
— Стань на мою сторону. Принц Гейнор. Я знаю, что ты хочешь этого.
— Закон отверг меня, — ответил Гейнор. — Все, чему я прежде следовал, чему поклонялся, чем восхищался и к чему стремился — все это отвергло меня. Слишком поздно ты заговорил об этом, Принц Корум.
— Я так не думаю. К тому же, Гейнор, ты забываешь о том, что я единственный, кто видел твое лицо. Я видел все твои личины, все мечты, все тайные желания.
— Я помню об этом, — тихо сказал Гейнор Проклятый, — именно поэтому ты должен погибнуть. Мысль о том, что ты еще жив, постоянно преследует меня.
— Ну что ж, тогда мы будем сражаться, — вздохнул Корум. — И сражаться мы будем прямо сейчас.
— Я не стану сражаться с тобой, — слишком страшной была моя прошлая кончина. Ты больше не увидишь моих лиц, Корум. И ты умрешь не в поединке. Псы…
Корум, разгадав намерения Гейнора, неожиданно пустил коня галопом, направив острие своей пики прямо в стальную маску.
