Громоздкий «аваланш» Уайатта стоял перед моей квартирой. Я живу в третьем корпусе кондоминиума, в первой, угловой квартире. В таких квартирах больше окон и есть дополнительное место для машины под навесом у входа, поэтому они и обходятся дороже. Но я считаю, что они того стоят. Кроме того, соседи у меня есть только с одной стороны, а это огромный плюс, особенно когда часто ссоришься и повышаешь голос.
Я поднялась на крыльцо и вошла в дом через боковую дверь. Слышно было, как в гостиной работает телевизор. Уайатт не включил сигнализацию, ожидая меня, и я тоже не стала включать ее, потому что Уайатту еще предстоит уезжать. Я точно знала, что сегодня он здесь не останется. Выскажет все, что задумал, и укатит. И я даже не попытаюсь остановить его.
Сумку с моим мокрым тренировочным костюмом я бросила на пол возле стиральной машинки и через кухню прошла в столовую. Оттуда было видно, как в гостиной на диване развалился Уайатт, смотрящий бейсбол. Удивительно расслабленная и открытая поза: длинные ноги вытянуты, руки небрежно лежат на спинке дивана. Он всегда занимает место или комнату так, будто подчиняет их себе одним физическим присутствием и уверенностью. В любой другой день я вошла бы в гостиную и сразу присела рядом с ним, чтобы поскорее очутиться в сильных объятиях, но теперь осталась на месте, словно приросла к полу.
Почему-то я вдруг поняла, что не могу войти в собственную гостиную и сесть на свой диван – только не теперь, когда он здесь. Оставив сумочку на столе в столовой, я стояла и наблюдала за Уайаттом издалека.
Конечно, он услышал, как я приехала, – наверное, заметил отражение моих фар в окнах, еще когда я только поворачивала к дому. Он убавил громкость телевизора, бросил пульт на журнальный столик и обернулся.
– Не хочешь присесть?
Я покачала головой:
– Нет.
Он недовольно прищурился. В комнате уже ощущалось сексуальное притяжение, несмотря на все наше нынешнее… «отчуждение» – не слишком сильно сказано? Уайатт умел пользоваться этим влечением, он шел на все, лишь бы сломить мое сопротивление. Прикосновение – мощное оружие, а он привык прикасаться ко мне и наслаждаться моими прикосновениями, получать то, что хотел.
Уайатт встал и словно заслонил плечами всю комнату. Он переоделся в домашние джинсы и зеленую рубашку с закатанными выше локтей рукавами.
– Извини, – вдруг произнес он.
С замиранием сердца я ждала, когда он добавит: «Я не могу, я просто не могу на тебе жениться». Чтобы не упасть, я оперлась рукой о стол – на случай если хаос в мыслях перерастет в головокружение.
Но Уайатт больше не добавил ни слова. Лишь через несколько секунд до меня дошло: он извинился.
Это было настолько неправильно, что я отшатнулась.
– Как ты смеешь извиняться! – вспыхнула я. – Ведь ты считаешь, что ты прав и просто хочешь… чтобы я угомонилась!
Он недоверчиво поднял брови.
– Блэр, разве я когда-нибудь пытался таким способом утихомирить тебя?
Застигнутая врасплох вопросом, я была вынуждена признать – нет, ни разу. Сразу стало легче, правда, девочка-подросток внутри меня предпочла бы, чтобы ее уговаривали и упрашивали, хотя бы изредка.
– Тогда почему же ты извиняешься?
– Потому что я тебя обидел.
Черт, черт, черт бы его побрал! Я отвернулась, чтобы он не заметил брызнувшие из глаз слезы. Опять он выбивает у меня почву из-под ног простейшим способом. А я не хочу, чтобы он знал, как я обиделась, – пусть лучше думает, что я в бешенстве!
И потом, он же не сказал, что понял свою ошибку и осознал, каких гнусностей наговорил мне вчера вечером, – просто извинился за то, что обидел меня. Но обиду он нанес мне не со зла, просто так получилось. Уайатт вовсе не злой человек. Он сказал то, что считал нужным, а его слова оказались обидными, вот и все.
Чтобы удержать слезы, я старалась думать о чем-нибудь противном – например о людях, которые бродят по магазинам босиком. Способ подействовал. Попробуйте, не пожалеете. Убедившись, что всякое желание лить слезы пропало, я рискнула повернуться лицом к Уайатту.
– Спасибо, что извинился, но это было ни к чему, – сдержанно произнесла я.
Он смотрел на меня так пристально, как обычно впивается взглядом в игрока, владеющего мячом.
– Хватит меня гнать. Нам надо поговорить.
Я покачала головой:
– Нет, пока еще рано. Я прошу только об одном: оставь меня в покое, дай мне подумать.
– Об этом? – спросил он и взял с дивана открытый блокнот. Я вспомнила, что именно в нем вчера вечером составляла список обвинений, услышанных от Уайатта, а потом оставила незакрытым на тумбочке у кровати.
Я пришла в негодование.
– Ты шарил в спальне! – воскликнула я. – Это мой список, а не твой! Твой вон, на столе! – И я указала на список преступлений, который Уайатт по-прежнему игнорировал. Было неприятно думать о том, что теперь ему известно, как прошлой ночью я вспоминала услышанные от него обвинения и потому не выспалась.
– Ты же избегаешь меня, – спокойно возразил он, явно не чувствуя ни малейшего смущения. – Пришлось добывать информацию доступным способом. А поскольку я не привык убегать от трудностей…
Любой сообразит, в чей огород брошен этот камень.
– Ни от каких трудностей я не убегаю, – заявила я. – Просто пытаюсь мысленно во всем разобраться. Если бы я убегала от них, я вообще ни о чем не думала бы.
Это чистая правда, Уайатту это известно. Что-что, а отключать мысли я умею. Я не добавила только одно, но самое важное: встреч и разговоров я боюсь лишь потому, что они могут означать наш окончательный разрыв. Как пара мы перестанем существовать.
– И все-таки ты меня избегаешь.
– Приходится. – Я посмотрела ему в глаза. – Не могу думать, когда ты рядом. Я знаю тебя и знаю, на что мы оба способны. Нам слишком легко очутиться вдвоем в постели, отвлечься и так ни к чему и не прийти.
– Но почему нельзя все обдумать на работе?
– На работе я занята. Может, ты целыми днями на работе только обо мне и думаешь?
– Чаще, чем следовало бы, – мрачно признался он.
От такого признания мне мигом полегчало, но совсем чуть-чуть.
– На работе слишком многое отвлекает. Мне надо посидеть в тишине и одиночестве, чтобы мысли улеглись и я поняла, что к чему. Тогда и поговорим.
– А тебе не приходило в голову, что мы можем во всем разобраться вдвоем?
– Когда я буду готова – да, пожалуй.
Он в досаде потер щеку ладонью.
– Готова – это ты о чем? Вот об этом? – И он протянул мне блокнот с таким видом, будто предъявлял неопровержимую улику.
