Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
– А потом, представь себе, всю дорогу делал вид, что ничего не произошло – ни разу не подмигнул, не кивнул, только знай строил из себя добренького папашу. Как коварно и жестоко с его стороны! Все же он меня поимел, и я даже сделала вид, что мне понравилось: мог бы отблагодарить, хоть безделушку какую подарить или портсигар… – Айна заметила, что я отвлекся, и тоже перевела взгляд на странную парочку. – Знаешь их историю?
– Нет, – ответил я, – но чувствую, что история любопытная.
– Да, только ты не то подумал. Дядя Уилли нашел бы этой истории славное применение, да и Генри Джеймс… у Джеймса вышло бы даже лучше, чем у дяди Уилли, потому что дядя Уилли обязательно приврал бы и ради киношных сборов сделал бы Дельфину и Бобби любовниками.
Так-так, про Дельфину Остин из Детройта я читал в колонках светской хроники – богатая наследница, жена одного из псевдомраморных столпов, на которых зиждилось нью-йоркское клубное общество. А Бобби, ее нынешний спутник, еврей и сын гостиничного магната С. Л. Л. Семененко, первый муж кинозвездульки со странностями, которая развелась с сыном, чтобы выйти за отца (и с которой отец потом развелся, застав женушку в постели с немецкой… овчаркой. Серьезно, я не шучу!).
Если верить леди Айне, Дельфина Остин и Бобби Семененко были неразлучны уже около года: каждый день они обедали в «Береге Басков», «Лютеции» и «Орленке», а зимой отправлялись в Гштад и Лифорд Кей, где демонстративно катались на лыжах и плавали у всех на виду – ведь в их дружбе не было даже намека на курортный роман. Скорее, по ее мотивам можно было снять душещипательную киношку вроде «Победить темноту» со старухой Бетт Дэвис в главной роли, только для двух «звезд»: они оба умирали от лейкемии.
– Нет, серьезно! Пожилая светская львица и юный красавец путешествуют вместе, и их неотступный спутник – сама смерть. История под стать Генри Джеймсу, тебе не кажется? Или дяде Уилли.
– Нет. Для Джеймса она слишком слащавая, и недостаточно слащавая – для Моэма.
– Ладно, уж про миссис Хопкинс-то можно написать роман!
– Про кого?
– А вон она стоит, – сказала Айна Кулбирт.
Ах эта миссис Хопкинс! Рыжая бестия в черном: в черной шляпе с вуалеткой, черном костюме «Менбоше», черных крокодиловых туфлях и с черной крокодиловой сумочкой в руках. Она вошла и что-то зашептала на ухо месье Суле (тот, склонив голову набок, слушал), и вдруг зашептали все посетители ресторана. Удивительно, что подобной реакции у публики не вызвало даже появление миссис Кеннеди с сестрой, не говоря уж о Лорен Бэколл, Катарине Корнелл и Клэр Бот Люс. Миссис Хопкинс была une autre chose[64]: сенсацией, способной вскружить голову самому учтивому посетителю «Берега Басков». Люди даже не пытались скрыть потрясение, когда она, опустив голову, быстро зашагала к своему столику, где ее уже ждал католический священник из разряда высоколобых недоедающих клерикалов – а-ля отец Дарси. Такие наиболее гармонично смотрятся за пределами церковных стен: в дорогих ресторанах, за одним столиком с богатыми и знаменитыми, в стратосфере роз и шампанского.
– Лишь Энн Хопкинс могла такое придумать, – сказала леди Айна. – Столь нагло выставлять напоказ, что находится в «духовном поиске»! Да уж, шлюху только могила исправит.
– Вроде это был несчастный случай, нет?..
– Вылезай из окопов, мальчик, война кончилась!.. Какой там несчастный случай, бог с тобой! Она убила Дэвида – умышленно и преднамеренно. Она самая настоящая убийца. И полиция об этом знает.
– Почему же ее до сих пор не посадили?
– Потому что так решила ее семья. Семья Дэвида. Дело было в Ньюпорте, а там всем заправляет ее свекровь, старуха Хопкинс. Ты ведь знаешь мать Дэвида, Хильду Хопкинс?
– Видел однажды в Саутгемптоне. Она покупала себе теннисные туфли. Помню, еще подивился, на кой черт восьмидесятилетней старухе теннисные туфли. Она была похожа на… богиню, только очень старую.
– Она и есть богиня. Потому-то убийство и сошло с рук Энн Хопкинс. Ее свекровь – богиня Род-Айленда. И святая.
Энн Хопкинс подняла вуалетку и теперь перешептывалась со священником, а тот в подобострастном трансе прикладывал к истощенным синим губам бокал с «гибсон-мартини».
– Но почему непременно убийство? Если верить газетам, это вполне мог быть несчастный случай. Насколько я помню, они вернулись со званого ужина в Уотч-хилле и легли спать в отдельных комнатах. Вроде бы в тех краях как раз орудовала шайка грабителей. Энн на всякий случай держала у кровати заряженный дробовик, и когда среди ночи дверь в ее спальню открылась, она с испугу пальнула в злоумышленника. Только им оказался ее муж. Дэвид Хопкинс. Она пустила ему пулю в лоб.
– Да, это ее версия. Так говорил ее адвокат, полиция, да и газеты… даже «Таймс»! На самом деле все было иначе. – Набрав в легкие побольше воздуха, как перед прыжком в воду, Айна затараторила: – Однажды в город приехала юная рыжеволосая убийца родом из Уилинга или Логана – словом, с запада Виргинии. Было ей восемнадцать лет, она росла в богом забытой глуши и уже успела выскочить замуж и развестись; а может, и это вранье. Она якобы вышла за морпеха, а через пару месяцев получила развод – на том основании, что муж пропал без вести (запомни это обстоятельство, оно еще сыграет роль в нашей истории). Ее звали Энн Катлер, и она была копией Бетти Грейбл, только со злобной физиономией. Работала она девочкой по вызову, а ее сутенером был старший коридорный из «Уолдорфа». Несколько лет Энн копила деньги, брала уроки вокала, танцев и в итоге стала любимой подстилкой одного стряпчего, работавшего на Фрэнки Костелло. Он все время водил ее в «Эль Морокко». Дело было в войну – 1943 год на дворе, – и в «Элмере» тогда вечно собирались гангстеры и военные. Однажды туда забрел обыкновенный морпех, только на самом деле не такой уж обыкновенный: его папаша оказался одним из богатейших людей на Восточном побережье – и пуританином, каких поискать. Дэвид был очень мил и хорош собой, но в сущности мало чем отличался от старика Хопкинса, такой же протестант с анальной фиксацией. Прижимистый. Непьющий. Словом, даже близко не светский лев. Вот он появляется в «Элмере» – молодой, озабоченный, слегка укуренный. Его узнал один прихвостень Уинчелла: купил пареньку выпить и сказал, что запросто устроит ему свидание с любой бабой из зала. Выбирай, мол, какую хочешь. И бедолага Дэвид сказал, что рыжая курносая штучка с большими сиськами его вполне устроит. Ну, прихвостень Уинчелла черкнул ей записку, и на закате малыш Дэвид уже корчился в искусных объятьях Клеопатры.
Для Дэвида, разумеется, это был первый сексуальный опыт – детская возня с одноклассницами не в счет. Ему сорвало крышу. И немудрено: я знаю одного великовозрастного богатея, которому точно так же сорвало крышу на почве Энн Хопкинс. Она подошла к делу с умом: сразу поняла, что Дэвид – крупная рыба, даром что молодой и зеленый. Энн бросила прежнее занятие и устроилась продавщицей нижнего белья в «Сакс». Ни о чем не просила, от подарков дороже сумочки гордо отказывалась и, пока он служил на флоте, каждый день строчила ему письма – милые уютные записочки, невинные, как приданое для новорожденного. Вообще-то она в самом деле залетела, и папашей в самом деле был Дэвид. Только она ни слова ему не сказала, пока он не приехал в очередную увольнительную и не обнаружил любимую на четвертом месяце беременности. Вот тут-то она впервые совершила смертоносный élan[65], отличающий по-настоящему опасных подколодных змей от мелких охотниц за цыплятами: заявила, что не хочет выходить за него замуж, никогда и на за что на свете не станет его женой, поскольку не желает вести такой образ жизни, какой ведут Хопкинсы, у нее для этого нет ни соответствующей родословной, ни душевных возможностей. Единственное, о чем она смеет просить: не оставлять ребенка без куска хлеба. Дэвид поартачился немного, однако, конечно, в душе обрадовался, хотя ему в любом случае пришлось бы идти с повинной к отцу, так как своих денег у него не было.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
