Прошло уже больше часа, вероятно, часа полтора, но будить Жана стало жалко – таким маленьким и беззащитным он казался.
– Некоторым очень идет закрыть рот и заснуть. Чем меньше они говорят, тем милее кажутся, – пробормотала она себе под нос, затем обулась, снова сделала несколько наклонов, чтобы разогреться, и решила осмотреть окрестности.
После их марш-броска по реке преследователи остались далеко. Если они и выйдут на след, то нескоро, поэтому ничего страшного в прогулке не было. Конечно, нужно соблюдать разумную осторожность и не уходить далеко, чтобы не заблудиться.
Лес здесь показался ей слегка более живым и дружелюбным. Под одним из деревьев даже обнаружился чахлый кустик мелких желтых цветов. Трогать их Аня не стала – в таком месте могут оказаться и ядовитыми, однако настроение улучшилось.
– Хорошо живет на свете кто-то-там,
Ходит он за мною тенью по пятам, – родилась сама собой импровизация.
Она прошла еще немного и резко остановилась. Уж очень знакомой показалась возникшая перед глазами картинка. Вокруг был густой подлесок, спутанный и сухой, точно патлы старухи. Деревья, заполонившие эту часть леса, походили на тени самих себя – почти лишенные листвы, болезненно скрюченные, покрытые коростой. Проглянувшее было солнце исчезло, а под ногами скрипел жесткий белый мох и лишайник, напоминающий хруст старых костей… Да, точное ощущение: Ане и вправду показалось, будто она идет по костям… Вокруг царила тишина – давящая, пронзительная. Она проникала до самого сердца, оставляя по себе маслянистое, неприятное ощущение страха.
Позади хрустнула ветка.
Вот теперь ощущение дежавю усилилось до боли.
Анина спина одеревенела. Девушка хотела оглянуться и боялась этого. Уверенность, что добром это не закончится, крепла с каждой секундой.
А вот и птица. На скрюченную ветку, перегородившую ей дорогу – словно лес вытянул растопыренную ладонь, стремясь поймать свою жертву – опустился ворон. Склонил голову, насмешливо глядя на девушку круглым черным глазом и расхохотался… вернее, раскаркался. Откуда-то снизу, из-под ног, ему хрипло ответила жаба.
И тут Анна не выдержала. Она знала, что бежать нельзя, знала, что ни в коем случае нельзя дать понять этому лесу, что испугалась – нельзя, ведь почуяв слабину, он вцепится и уже не выпустит ее из своих смертельных объятий.
Она отчетливо помнила, чем закончился тот проклятый сон.
Знала, но ничего не могла поделать.
Кровь стучала в висках, деревья цеплялись за плащ, стараясь удержать. Аня слышала, как затрещала ткань, но, конечно, не стала оглядываться, чтобы посмотреть на оставшийся на ветке лоскуток красной, будто выпачканной в крови, материи.
Она бежала, уже чувствуя, что это бесполезно, страх гнал ее, как пастух гонит на бойню стадо глупых коров.
Впереди был овраг, весь заваленный буреломом.
Все как в том чертовом сне! Каждая деталь!
Аня понадеялась, что незаметно заснула рядом с Жаном и сейчас снова видит прежний кошмар. Но нет – все вокруг было слишком реально, да и на щипок тело отреагировала болью.
Неужели, выхода нет? Она обречена? Как страшно! Как глупо!
Она заметалась. Затем помчалась по краю оврага, едва не падая. На какой-то сумасшедший миг ей вдруг показалось, что стоит добраться до другой его стороны – и она спасена. Еще немного, нужно просто не сдаваться!.. Подумаешь сон! В реальности все может обернуться абсолютно по-другому, не превращается же Принц в оборотня, как в недавнем кошмаре.
И она была близка к спасению, очень близка. Но чертова ветка… Как и во сне, она появилась из неоткуда и ударила в грудь, выбивая из легких дыхание.
Аня упала на землю, не в силах дышать, чувствуя в груди обжигающую боль, и поняла, что окончательно пропала.
А потом в ноздри ударил уже знакомый запах – запах мокрой шерсти и другой – еще более отвратительный, тяжелый, железистый, чуть сладковатый. Так пахнет свежая кровь…
…На ее щеку упала капля. Девушка не хотела открывать глаза, но уже физически не могла вынести эту затянувшуюся паузу. Теперь она желала одного – умереть как можно скорее.
Ресницы поднимались медленно, очень медленно, но Аня уже знала, что сейчас увидит. И не обманулась.
Волчья морда оказалась у самого ее лица. Красноватые дикие глаза смотрели равнодушно и от этого еще более страшно, с желтоватых крупных клыков стекала слюна, а вокруг пасти мех слипся от засохшей крови. Смрадное дыхание обжигало особым жаром и, Ане казалось, оседало на ее коже мутной серой пленкой.
Волк был чудовищным.
– Ну что, Красная Шапочка, – прорычал он хрипло, с трудом выговаривая человеческие слова, – ты уже не маленькая девочка и должна бы знать, как опасно гулять по Темному лесу. Как опасно вмешиваться в чужие сказки.
И тут она, наконец, закричала, срывая горло, захлебываясь собственным криком.
А потом изо всех сил всадила свой короткий меч в чудовище.
Волк утробно завыл, брызнула кровь и мир окрасился в ярко-алый. Цвет крови…
* * *
Охотник выругался так витиевато, что оба оборотня покосились на него с уважением.
Он недооценил парнишку, регулярно совершающего отчаянные вылазки в его лес. Спускал ему мелкое браконьерство, считая безобидным. В свое время пришлось убить отца мальчишки и двух его старших братьев – ну те-то были сами виноваты, а пацан казался безвредным – и вот пожалуйста. Добро всегда наказуемо.
Маленький негодяй оказался не так-то прост. Прежде всего, он не пошел в засаду, а затем сумел скрыть следы и спрятаться так успешно, что ни сам Охотник, ни его обладающие звериным нюхом помощники не нашли беглецов.
Как же хотелось придушить паршивца собственными руками до хруста в его тонкой цыплячьей шейке. Но увы!.. Злясь на себя, а заодно на весь окружающий мир, Охотник вынужден был отправиться к колодцу. Неприятно представать перед господином дураком, однако самому можно и не справиться, только напрасно потерять драгоценное время и, возможно, позволить девчонке добраться до замка. Ну нет, лучше уж унижение.
Во взгляде господина и вправду было великое презрение.
– Только не говори, что тебя провели неопытная девчонка и малолетка, – проговорил хозяин холодно, глядя ледяными глазами из водной бездны.
– Я виноват, Ваше величество, – Охотник склонил голову. Он и не собирался оправдываться, считая оправдания самым жалким проявлением человеческих эмоций.
Водная гладь дрогнула.
Брызги холодной воды обожгли щеку Охотника, словно пощечина. Он дернулся, но накрепко сжал зубы.
– Послушай, мой храбрый, верный рыцарь, – снова заговорил господин, – если тебе не под силу справиться с девчонкой, только скажи, я возьму это на себя.
– Прошу о милости позволить мне выполнить свою работу, – Охотник не смотрел на темный силуэт, отражающийся в колодезной воде, он до сих пор чувствовал медленно стекающие по щеке холодные капли.
