Ломели появился из капеллы, когда из трубы пошел дым, приблизительно без четверти час. Во дворе агенты службы безопасности держали для него последний автобус. Он поднялся в салон, увидел среди пассажиров Беллини, который сидел в передней части со своей обычной командой сторонников – Саббадин, Ландольфи, Делл’Аква, Сантини, Пандзавеччиа. Беллини оказал себе плохую услугу, подумал Ломели, пытаясь завоевать всемирный электорат с помощью нескольких итальянцев. Поскольку места сзади оказались заняты, Ломели пришлось сесть с ними. Автобус тронулся.
Кардиналы, чувствуя на себе взгляд водителя в зеркале заднего вида, поначалу помалкивали. Но потом Саббадин повернулся к Ломели и сказал с обманчивой любезностью в голосе:
– Декан, я обратил внимание, что вы сегодня утром чуть не целый час разглядывали роспись потолка Микеланджело.
– Верно… и какая это беспощадная работа, если приглядеться. Столько несчастий давит на нас – казни, убийства, Всемирный потоп. Одна деталь, которую я не замечал прежде: выражение Господа, когда Он отделяет свет от тьмы, – убийство чистой воды.
– Конечно, наиболее подходящим для нашего созерцания сегодня утром был бы эпизод с гадаринскими свиньями[69]. Жаль, что мастер не написал его.
– Ну-ну, Джулио, – остерегающе сказал Беллини, посмотрев на водителя. – Не забывайте, где мы находимся.
Но Саббадин не смог сдержать горечи. Единственное, в чем он уступил, – это перешел на шипение, отчего им всем пришлось податься к нему, чтобы слышать, что он говорит.
– Серьезно, мы что, совсем утратили разум? Вы не видите, что нас оттесняют к краю пропасти? Что я скажу своим прихожанам в Милане, когда они узнают о социальных взглядах нового папы?
– Не забывайте, будет большая радость, когда народ узнает, что понтификом стал африканец.
– О да! Превосходно! Папа, который допустит племенные пляски во время мессы, но запретит причастие разведенных.
– Хватит! – Беллини сделал рубящий жест, пресекая разговор; Ломели никогда не видел его таким злым. – Мы должны согласиться с коллективной мудростью конклава. Это вам не политические фокусы одного из ваших отцов, Джулио, – Господь не допускает пересчета.
Он уставился в окно и до остановки больше не сказал ни слова. Саббадин сидел со сложенными руками, взбешенный от разочарования и бессилия. В зеркале заднего вида на них смотрели расширившиеся от любопытства глаза водителя.
Дорога от Сикстинской капеллы до Каза Санта-Марта заняла меньше пяти минут. Позднее Ломели подсчитал, что приехали они, таким образом, примерно в двенадцать пятьдесят. Они прибыли последними. Приблизительно половина кардиналов уже расселись, еще тридцать стояли в очереди с подносами. Остальные, вероятно, поднялись в свои номера. Между столиками ходили монахини, разносили вино. В столовой царила атмосфера несдерживаемого возбуждения: кардиналы, получив возможность говорить свободно, обменивались мнениями касательно необычных результатов голосования. Встав в конец очереди, Ломели с удивлением увидел, что Адейеми сидит за тем же столиком, который занимал за первым завтраком, и с теми же африканскими кардиналами. Окажись Ломели на месте нигерийца, он отправился бы в часовню, подальше от шума, чтобы погрузиться в молитву.
Он подошел к буфету, положил себе немного риса под тунцовым соусом тоннато и тут услышал у себя за спиной повышенные голоса, затем удар подноса о мраморный пол, звон бьющегося стекла, а потом женский визг. («Или все же визг – неточное слово. Вероятно, „крик“ лучше. Женский крик».) Он повернулся посмотреть, что происходит. Кардиналы повскакивали со своих мест, мешая ему видеть происходящее. Монахиня, сжав руками голову, бежала по столовой в кухню. Две сестры спешили следом. Ломели повернулся к ближайшему кардиналу – это был молодой испанец Виллануева.
– Что случилось? Вы не видели?
– Кажется, она уронила бутылку вина.
Что бы ни произошло, но инцидент, кажется, был исчерпан. Вставшие кардиналы сели, и гул голосов снова поплыл по залу. Ломели повернулся к прилавку за едой. С подносом в руках он оглянулся, подыскивая себе место. Из кухни появилась монахиня с ведром и шваброй. Она подошла к столу африканцев, и Ломели заметил, что Адейеми нет на прежнем месте. В момент страшного озарения декан понял, что произошло. Но все же – как он укорял себя за это впоследствии! – все же инстинкт говорил ему, что нужно игнорировать случившееся. Осмотрительность и умение владеть собой – урок целой жизни – направили его стопы к ближайшему пустому стулу, потом дали команду телу сесть. Он улыбнулся соседям, его руки развернули салфетку, а в ушах стоял один-единственный звук – шум водопада.
Таким образом, неожиданно для себя рядом за столиком с деканом Коллегии оказался архиепископ Бордо Куртемарш, который оспаривал исторический факт холокоста и которого Ломели всегда сторонился. Приняв появление Ломели за официальное вступление, он принялся просить декана помочь обществу святого Пия Х. Ломели слушал, не слыша. Монахиня, скромно потупя взгляд, подошла и встала у его плеча, предлагая вино. Он поднял голову, собираясь отказаться, и на мгновение встретился с ней взглядом – страшный обвинительный взгляд, от которого у него стало сухо во рту.
– …безупречное сердце Марии… – говорил Куртемарш, – воля Небес, объявленная в Фатиме…[70]
К столику Ломели за спиной монахини приближались три африканских архиепископа, сидевших прежде с Адейеми, – Накитанда, Мвангале и Зукула. Похоже, говорить они отрядили младшего из них, Накитанду из Кампалы.
– Декан, позвольте на несколько слов?
– Конечно. – Ломели кивнул Куртемаршу. – Извините меня.
Он прошел с африканцами в уголок и спросил:
– Что случилось?
Зукула скорбно покачал головой:
– Наш брат встревожен.
– Монахиня, обслуживавшая наш столик, начала говорить с Джошуа, – сказал Накитанда. – Он пытался игнорировать ее. Она бросила поднос и прокричала что-то. Он поднялся и вышел.
– Что она сказала?
– К сожалению, мы не знаем. Она говорила на нигерийском диалекте.
– Йоруба, – сказал Мвангале. – Это был йоруба. Диалект Адейеми.
– А где кардинал Адейеми сейчас?
– Мы не знаем, декан, – ответил Накитанда, – но явно что-то произошло, и он должен сказать нам, что именно. И мы должны выслушать сестру, прежде чем пойдем голосовать в Сикстинскую капеллу. В чем конкретно состоят ее претензии к нему?
Зукула схватил Ломели за руку. Для такого внешне хрупкого человека хватка у него была железная.
– Мы долго ждали африканского папу, Якопо, и если воля Господа в том, чтобы им стал Джошуа, то я счастлив. Но он должен быть чистым в сердце и совести – воистину святым человеком. Если этого нет, то такое папство будет для нас катастрофой.
