Итак, он приготовился к торжественному въезду в Пезаро.
Лукреция и Джулия не упустили возможности вымыть волосы накануне прибытия. Джулия собиралась надеть богатое платье, расшитое золотом, волосы охватит украшенная драгоценными камнями сетка.
Лукреция лежала рядом с мужем, думая о предстоящем дне и сквозь дрему вспоминая о страсти, проявленной им во время путешествия, — страсти, на которую, как она прежде считала, не был способен. Ей хотелось, чтобы он сейчас проснулся и они снова предались бы любви.
Потом Лукрецию заняли мысли о том, что происходит сейчас в Риме и по-прежнему ли счастлив ее отец. Джулия, похоже, не очень сожалела о том, что им пришлось уехать, хотя прекрасно знала, что он найдет утешение у другой женщины.
Странно, что Джулию все это не волновало. А может, и к лучшему. Раз Джулия не переживает из-за этого, она может чувствовать себя счастливой, иначе, зная, что папа в любом случае найдет способ утешиться, она тяжело переживала бы разлуку и не смогла бы к ней привыкнуть.
Усилился ветер, она слышала, как по крыше стучит дождь.
— Джованни, — негромко позвала она, — ты слышишь, как шумит ветер?
Он не был очень кресав, не походил на возлюбленного, о котором она мечтала, но она всегда была готова пойти на компромисс. Наделит его в мечтах красотой и качествами, которыми он не обладает, станет думать о нем таком, каким она его придумала, а не о таком, какой он есть.
Она слегка коснулась его щеки. Его лицо дернулось, он поднял руку, словно хотел отогнать муху.
— Джованни, — прошептала она.
Но он продолжал храпеть.
Они приехали в Пезаро во время сильного дождя и шторма.
Из окон свешивались испачканные флаги; некоторые сдуло ветром, и они валялись, никому не нужные, в грязи. Наместник Пезаро распорядился вывесить флаги, подданные исполнили приказ, но ветер сердито дул, не собираясь подчиняться никаким приказам, так что въезд Лукреции с мужем в Пизаро не вылился в торжественное событие, которое готовил наместник.
Джулия сердилась — дождь так сильно намочил ее волосы, что вместо золотых они казались темно-желтыми. Великолепное платье было испорчено.
— Будь проклят этот Пезаро, — крикнула Джулия. Если бы она могла сейчас очутиться в Риме!
Адриана всю дорогу молилась. Ее одежда неприятно липла к телу, ветер растрепал волосы под сеткой; она чувствовала, что ее достоинству нанесен урон, а достоинство для нее значило много. Тем не менее она оставалась спокойной, только на лице мелькало выражение довольства. Она говорила сама себе: «Лучше что угодно, чем оставаться сейчас в Риме».
Прекрасное платье Лукреции тоже оказалось испорченным, волосы находились в таком же состоянии, что и прическа Джулии. Одна из служанок нашла какой-то плащ с капюшоном и накинула его на госпожу, так что вся красота и великолепие были скрыты от взоров тех немногих, кто рискнул в такую погоду выйти посмотреть на приезд новой графини.
— Не сомневаюсь, — сказала Лукреция, — что завтра выглянет солнце.
— Поскольку мы будем лежать в постели, леча простуду, которую сегодня получим, то нас это не касается, — проворчала Джулия.
Они прибыли во дворец Сфорца. Здесь, как и было ведено, их ожидали поэты, чтобы прочитать свои хвалебные вирши своему господину и его супруге.
Вновь всем им пришлось стоять под дождем и ветром, пока дрожащие от холода поэты кончат читать приветственные стихи, полные радости по случаю приезда графини в солнечный Пезаро.
Джулия чихала, Адриана молилась, чтобы стихи оказались покорче. Красота Лукреции была спрятана под огромным плащом, ее чудесные золотистые волосы упали на лицо, будто унылые желтые змеи, но девушка улыбалась, как ей было положено, и с явным облегчением вздохнула, когда чтение стихов закончилось.
Какую радость они испытали, оказавшись во дворце, обсохнув и согревшись у большого камина, поев горячей пищи, а затем поболтав и вспомнив о жутком путешествии в Пезаро, о котором теперь они говорили с удовольствием, потому что оно окончилось.
Следующий день подарил им солнце, и они увидели город во всей его красе.
Лукреция, глядя на простор Адриатики, очаровательный полукруг зеленых гор, пришла в восторг от своего нового дома.
— Здесь, — сказала Джулии, — чувствуешь себя отрезанной от всего остального мира.
— Потому нас сюда и послали, в тревожное время мы будем здесь в полной безопасности.
— Мне кажется, я могла бы обрести здесь счастье, если бы отец и братья были рядом.
— О Лукреция, тебе придется научиться чувствовать себя счастливой вдали от братьев и отца.
Следующие дни она училась этому.
Подданные Джованни старались вовсю, развлекая молодую госпожу, чтобы она поняла, как рады они видеть ее. Банкеты в ее честь сменялись танцами, а танцы карнавалами. Узкие улицы города едва вмещали веселых людей, клоунов в сметных костюмах и фокусников, дающих представление в честь новой графини.
Лукреция, едва появившись среди них, сразу завоевала сердца не только своей красотой, но и тем, что явно ценила все то, что делалось для нее.
Джулия и Лукреция стали придумывать программу увеселений, решив устроить праздник для жителей Пезаро, который поразил бы их великолепием. Они привезли с собой из Рима свои самые роскошные наряды, чтобы ослепить горожан своими туалетами и дать им представление о том, как блестящ высший свет Рима.
Подруги решили затмить местную красавицу Катерину Гонзага ди Монтевеккьо, слава о прелестях которой достигла Рима и которую приходилось опасаться.
Они вымыли волосы, надели сеточки, украшенные драгоценными камнями. Одна убеждала другую, что никогда прежде та не выглядела красивее. На них были платья из парчи и шелка, отделанные жемчугом, которые они надели бы в Риме по случаю официального торжества. Чувствуя себя неотразимыми, они отправились в сопровождении Джованни на бал во дворец Гонзага.
Это был вечер их триумфа. Изучив лицо знаменитой красавицы, они пришли к выводу, что, хотя кожа у соперницы прекрасная, а фигура великолепная, но нос у нее слишком широк, зубы отвратительные, а на волосы просто неинтересно смотреть по сравнению с их чудесными длинными и блестящими волосами.
Джулия вела себя неестественно весело; Лукреция проявляла свою радость более спокойно. Вернувшись во дворец Сфорца, они сели писать письма святому отцу, чтобы рассказать обо всем и описать появление Катерины — они знали, что у его высокопреосвященства могло возникнуть впечатление, будто она гораздо красивее, чем на самом деле.
Сказали, что Лукреции нравится ее новый дом и что она в добром здравии. Жители Пезаро преданы Сфорца, писала она, бесконечные балы, маскарады, пение сменяют друг друга. Что же касается ее самой, то вдалеке от его святейшества, от которого зависит все ее счастье, она не в состоянии ощутить прелесть или удовлетворение, предаваясь веселью, подобно остальным. Сердце свое она оставила тому, кого считает сокровищем своей жизни. Она надеется, что его святейшество не забудет своих девочек и постарается как можно скорее вернуть их в Рим.
