«Большая двадцатка» работает на разных уровнях. Несколько раз в год министры финансов и главы центральных банков проводят встречи, чтобы обсудить формальные проблемы и попытаться достигнуть консенсуса по специфическим целям и их исполнению. Однако наиболее важными встречами являются саммиты глав государств, на которых присутствуют президенты, премьер-министры и короли. Они периодически встречаются, чтобы обсудить глобальные финансовые проблемы, с упором на структуру международной валютной системы и на необходимость сдерживания валютных войн. Именно на этих саммитах, во время формальных сессий и в неформальной обстановке, принимаются решения, формирующие глобальную финансовую систему.
Между прочим, на собраниях присутствуют люди, принадлежащие к уникальному виду международных чиновников. В кадрах хроники их не разглядишь за спинами президентов и премьер-министров. Называются они шерпами. Шерпы представляют собой научных экспертов в области международных финансов. Без их активного участия в исследованиях, разработке планов, составлении проектов сложных коммюнике, следующих за каждыми переговорами, лидерам не обойтись. А «Большая двадцатка» является главным форумом для поиска путей к разрешению надвигающихся валютных войн.
G20 очень выгодно, что в ее состав входит Китай. В двусторонних встречах Китай нередко не идет на компромисс, рассматривая просьбы об уступках как запугивание, а одобрение как унижение. В «Большой двадцатке» это – небольшая проблема, здесь несколько планов решений осуществляются одновременно. Менее крупные участники радуются возможности быть услышанными в «двадцатке», потому что у них недостаточно сил, чтобы самим управлять рынками. США выигрывают от того, что все их союзники находятся в одной комнате и, значит, американцев нельзя обвинить в том, что они действуют единолично. Так что преимущества «двадцатки» для всех сторон очевидны.
Президенты Джордж Буш и Николя Саркози действовали решительно в придании «Большой двадцатке» статуса не просто встречи министров финансов, как это было с начала 1999 года, а встречи лидеров государств, коей она стала с 2008 года. Непосредственно после краха Lehman Brothers и AIG в сентябре 2008 года внимание было повернуто к заранее запланированной встрече министров финансов «двадцатки» в ноябре. Паника 2008 года была крупнейшей финансовой катастрофой в истории, и роль Китая, как одного из крупнейших инвесторов мира и потенциального источника капитала экономического спасения, была неоспоримой. В свое время G7 была лидирующим форумом по экономическому сотрудничеству, но Китай не был членом «семерки». На самом деле Буш и Саркози проиграли в лицах сцену из фильма «Челюсти», когда Рой Шайдер, после того, как он увидел акулу в первый раз, сказал Роберту Шоу: «Нам нужна лодка побольше». С точки зрения политики и финансов «Большая двадцатка» – лодка куда больше, чем «семерка».
В ноябре 2008 года Джордж Буш[2] созвал антикризисный саммит глав государств и правительств стран «Большой двадцатки», на котором присутствовали президенты, премьер-министры, канцлер и король. Так «двадцатка» превратилась из сессии министров финансов в собрание наиболее влиятельных лидеров всего мира. В отличие от всевозможных региональных саммитов, здесь были представители из любого уголка мира, а в отличие от Генассамблеи ООН, все находились в одной комнате в одно и то же время.
Основываясь на актуальности финансового кризиса и претенциозной повестке дня, установленной «двадцаткой» в ноябре 2008 года, за саммитом лидеров в период с 2009 по 2010 год последовали еще четыре встречи (в Лондоне, Питтсбурге, Торонто и Сеуле). В 2011 году лидеры решили провести саммит в Каннах, во Франции. Эта череда саммитов G20 приблизила появление мирового совета директоров, которого мир еще не видел, и, похоже, он никуда не денется.
«Двадцатке» идеально подходит метод работы министра финансов США Тимоти Гайтнера, который он назвал «созывающей мощью». Известный эксперт и журналист Дэвид Роткопф осветил эту идею в крайне разоблачающем интервью с Гайтнером в своей книге «Суперкласс», повествующей о нравах мировой политической элиты[36]. Гайтнер, будучи президентом Федерального резервного банка Нью-Йорка в 2006 году, поведал Роткопфу:
«Здесь мы говорим о созывающей мощи, которая обособлена от формального авторитета нашей организации… Я думаю, что дальнейшее допущение состоит в том, что необходимо иметь безграничный, кооперативный процесс. Это не значит, что он должен быть универсальным… Ему просто нужна критическая масса нужных участников. Мир куда более консолидированный. Если сконцентрироваться на ограниченном числе от десяти до двадцати крупных организаций, у которых есть глобальное влияние, можно многого достичь»[37].
Понятие Гайтнера о «созывающей мощи» раскрывает суть того, что во времена кризиса специальная ассамблея нужных участников может немедленно собраться, чтобы заняться проблемой. Они намечают план действий, устанавливают задачи и вновь собираются после определенного интервала через день, а может, и месяц, в зависимости от срочности ситуации. Успехи освещаются, устанавливаются новые цели – без обычных внешних атрибутов укоренившегося бюрократизма и жесткого руководства.
Этот процесс представлял собой нечто, что Гайтнер вынес из азиатского финансового кризиса в 1997 году. Он увидел его снова, когда процесс был успешно применен в финансовой помощи LCTM в 1998 году. Тогда главы «четырнадцати семей» (ведущих банков того времени) собрались без какого-либо примера перед глазами (разве что кроме паники 1907 года) и за 72 часа собрали 3,6‑миллиардную финансовую помощь, чтобы спасти рынки капитала от краха. В 2008 году Гайтнер, тогда еще президент Федерального резервного банка Нью-Йорка, возобновил использование «созывающей мощи», пока правительство США принимало особые меры, чтобы справиться с крахом Bear Stearns, Fannie Mae и Freddie Mac с марта по июль того года. Когда паника разразилась во всю мощь в сентябре 2008 года, основные участники, уже на основе полученного ранее опыта, использовали «созывающую мощь». Первую встречу лидеров «Большой двадцатки» ноября 2008 года можно назвать «созывающей мощью» Гайтнера на стероидах.
Именно в «Большой двадцатке» США попытались выдвинуть свое мнение по поводу некой глобальной договоренности, которую Гайтнер продвигал под названием «восстановление равновесия». Чтобы понять, что скрывалось за термином Гайтнера и почему это было так важно для роста экономики США, необходимо вспомнить составляющие внутреннего валового продукта. В начале 2011 года ВВП США вырос примерно до $14,9 трлн. Он состоял из следующих компонентов: объем потребления – 71 %; объем инвестиций – 12 %; государственные расходы – 20 % и чистый экспорт (минус 3 %). Все это было чуть выше уровня, который США достигли до экономического спада 2007 года. Экономика не росла достаточно быстро, чтобы значительно сократить безработицу столь высокого уровня, как в 2009 году.
