— О Боже! — вырвалось у Мориса. Как и Герольт, он тоже все понял.
— На колени, рыцарское отродье! Падайте перед эмиром в грязь, если вам дороги ваши презренные жизни! — крикнул Кафур, ударив по их затылкам бамбуковой палкой.
Едва Герольт и Морис опустились на землю, эмир с перекошенным от гнева лицом встал со своего места.
— Вы подло обманули меня! — крикнул он вне себя от ярости и швырнул на землю драгоценности, которые Морис передал юной дочери купца. — Я великодушно сохранил вам жизни, а вы в благодарность вступили в сговор с этим ублюдком Махмудом!
«Добром это и не могло закончиться, — мелькнуло в голове у Герольта. — Я обязан был удержать Мориса, даже если бы он обиделся на меня до конца дней!»
— Один дьявол знает, как вам удалось протащить с собой золото и драгоценные камни! — продолжал кричать багровый от злости эмир. — Но вы оказались слишком коварны, господа тамплиеры! В своем бесчестии вы дошли до того, что понадеялись на бесчестность одной из моих служанок. Еще меньше вы могли полагаться на ум этой крысы Махмуда. Мало того, что мне сразу же доложили о бегстве одного из слуг, он еще и оказался таким дураком, что пришел в харчевню сорить деньгами. Ну что ж, под палками он заработал воздаяние за свою подлую измену!
С этими словами эмир кивнул головой и крикнул:
— Асаад, начинай свое дело!
Из-за балдахина вышел рослый широкоплечий негр с голой грудью. В руках у него была кривая сабля с необычно широким клинком. Гадать о деле, которым чернокожий раб занимался во дворце эмира, не приходилось — это был палач.
Махмуд перестал скулить и громко взвыл. Он взывал к милосердию Аллаха и эмира. Но Тюран эль-Шавар Сабуни был непреклонен.
— Наклони голову и хотя бы умри как мужчина, жалкий пес! — прорычал он. — Только от тебя зависит, как ты сдохнешь. Лучше умри быстро, не то Асаад разрубит тебя на куски!
Палач подошел к обреченному и поднял сверкнувший на солнце симитар.
Махмуд наконец сдался неотвратимой судьбе и, издав мучительный стон, склонил голову.
— Видит Аллах, что…
Продолжить он не смог. Острый как бритва клинок рассек воздух, и Асаад одним ударом отрубил голову Махмуда.
Беатриса закричала от ужаса, когда голова подкатилась к ней.
— Не смей двигаться с места! — приказал эмир, а затем сделал знак палачу. — Исполняй наказание, которое я приготовил для этой змеи!
Асаад толчком ноги свалил все еще стоявшее на коленях тело Махмуда и шагнул к Беатрисе. Сдерживаться дальше Герольт уже не мог.
— Пощади ее, господин! Не оскверняй себя кровью христианки! — крикнул он в надежде задеть честолюбие эмира. — Она всего лишь сделала то, что мы ей приказали! Если тебе хочется еще крови, пролей нашу!
— Будь спокоен, ваша кровь тоже прольется, — заверил его эмир. — И если я отказываю себе в удовольствии сделать всех вас короче на голову, это еще не значит, что вы легко отделаетесь! Я знаю, что вы не боитесь смерти. И поэтому я велю вас высечь. Это унизит вас больше, чем клинок моего палача. А теперь делай, что я тебе велел, Асаад!
Палач левой рукой схватил длинный локон Беатрисы, грубо рванул его назад — так, что девушка издала полный смертной тоски крик, — и отсек волосы у самой ее головы. Затем он толкнул ее в спину коленом. Девушка распласталась на каменных плитах. С гримасой отвращения на лице палач бросил волосы к ее телу.
— Брось ее в подвал вместе с сестрой, но отдельно от рыцарей, — приказал эмир евнуху. — А их самих ты переведешь в другую камеру, а затем обыщешь прежнюю до последней царапины на стенах. Возможно, они и сейчас там что-то прячут. Отныне ты отвечаешь за них головой!
— Слушаюсь, благородный эмир! Тебя больше не побеспокоит этот рыцарский сброд, — заверил посеревший от страха Кафур.
— Но сначала позаботься о том, чтобы обоих наших дворян подвесили к перекладине в стойле. И пусть они отведают кнута! — распорядился Тюран эль-Шавар Сабуни. — По двадцать ударов — не больше и не меньше!
С этими словам эмир покинул задний двор и направился в сад.
Жизнь тамплиеров полна страданий, и за годы службы Герольт успел натерпеться боли, полученной от ранений. Но одна только мысль о предстоящем испытании приводила его в ужас. Герольт уже не мог сдержать злость на Мориса.
— Ты действительно выработал великолепный план, — гневно прошептал он.
— Иншалла! В этот раз моя идея, возможно, была не слишком хороша. Но в другой раз я обязательно послушаюсь тебя, — ответил француз. По нему было видно, как сильно он переживает. Благоразумие пришло слишком поздно, и им обоим предстояло кровью расплатиться за содеянную глупость. Но эта плата могла быть гораздо выше, о чем свидетельствовали отрубленная голова и окровавленное тело Махмуда, неподвижно лежавшие на земле.
14
Лодка спокойно плыла вниз по реке. На двух плохо одетых мужчин, сидевших в ней, никто на берегу или на проплывшей рядом лодке не пожелал бы взглянуть во второй раз. На Ниле такие бедняки, даже перед наступлением темноты продолжающие опускать сети в воду, надеясь хоть на самый ничтожный улов, представляли самое заурядное зрелище.
— Осторожнее, сейчас появится дворец, — произнес сидевший на корме Тарик. Он продолжал перебирать дырявую сеть, в то время как Мак-Айвор работал веслами. — Держись от острова на приличном расстоянии. И опусти голову ниже. Охранники не должны увидеть повязку на твоем глазу, даже если взглянут на нас случайно.
— Я уже осторожен, — ответил Мак-Айвор. Он сменил обременительную бурку на поношенную одежду и куфью — платок, который носили на своих головах феллахи. Исцарапанный железный колпачок на глазу он спрятал под другим платком, чтобы тот не выделялся на его лице даже издалека.
Сейчас течение проносило их на расстоянии сорока-пятидесяти шагов от западного берега острова Рода с его величественными усадьбами. Ежегодный разлив Нила продолжался, и поэтому вода в реке сохраняла красноватый оттенок. Едва Мак-Айвор успел ответить, как заросли пальм на берегу острова закончились и показались высокие стены дворца эмира Тюрана эль-Шавара Сабуни.
Рыцари принялись украдкой разглядывать его, делая вид, что заняты починкой сети. В действительности же они смотрели на каменную пристань, на канал, уходивший вглубь острова по направлению к дворцу, и на караульные посты. Пристань эмира доходила до южной границы его владений. Она имела шагов пять в ширину и двадцать в длину и располагалась параллельно стене дворца. Рядом с узкой, обитой железом дверью в стене, через которую мог пройти только один человек, стоял домик с крышей из пальмовых листьев. В тени этого дома сейчас бездельничали четыре вооруженных охранника в черной, украшенной золотыми галунами одежде. Скуку своей однообразной службы они разгоняли с помощью игры в кости, и до рыцарей доносился их смех. На стене никакой охраны видно не было.
