Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
Света кивнула. Про муть и жуть она очень хорошо понимала, сама не так давно уговаривала Сабурина ее выслушать.
– К уродству в обычном смысле слова я бы приспособился, но это какое-то неправильное уродство. Я даже возраст его определить не смог. Если судить по седым волосам, то он старик. Если по глазам – то молодой мужик. Только про глаза я потом отдельно скажу. У него морщин совсем нет, а кожа бледная и такая тонкая, что, кажется, сейчас треснет. Как у мумий. Пока он молчал, меня рассматривал, еще не так страшно было, а потом он улыбнулся… Корнеева, у него клыки, самые настоящие. И все зубы какие-то неровные, длинные, а губ почти нету – вот такая получается акулья пасть. Даже трудно представить, как с такой пастью можно разговаривать. Но он говорит, да еще так, что аж за душу берет. Кажется, что голос не снаружи, а внутри тебя. Понимаешь?
Света понимала. Еще свежа была в памяти ночная встреча в сквере. У одного из той троицы тоже был такой голос, который непонятно где звучит: в тебе или вне тебя. Сабурин сказал, что это гипноз, и она поверила. А вдруг не гипноз?..
– И руки у него страшные. Риткины когти по сравнению с его руками – просто креативный маникюр. Это не руки, а птичьи лапы. А в лапах этих у него – бокал с чем-то красным. Корнеева, я просто уверен, что это красное – не вино. Мне кажется, я даже запах почувствовал. И губы свои акульи он так облизывал… плотоядно, – Иван зажмурился. – Там вообще запах стоял странный. Не скажу, что противный, но какой-то непривычный. До сих пор думаю, что может так пахнуть, и не могу понять. – Он открыл глаза, в упор посмотрел на Свету и улыбнулся такой улыбкой, что на секунду ей показалось, что «чесночный тест» – это детское баловство, что теперь друг ее уже вовсе не прежний Иван Рожок, а какой-то совершенно другой человек или не человек… – Не бойся, Корнеева. – Его улыбка погасла, а на красивом лице появилось выражение смертельной усталости. – Это из меня муть выходит. А вообще, общество князя как-то странно действует. Вроде бы боишься так, что ни рукой, ни ногой пошевелить не можешь, и в то же время хочешь смотреть на него, не отрываясь, и слушать, и вдыхать этот запах…
– Может, наркотик какой? – предположила она.
– Он сам как наркотик. Я его теперь никогда забыть не смогу, даже если напьюсь до потери сознания. Это как яд замедленного действия, примерно такой, который сейчас у меня в крови.
– Прости меня, – она должна была извиниться, потому что именно из-за нее друг попал в такую страшную историю и никогда уже не станет прежним Иваном Рожком, педантом, естествоиспытателем и скептиком.
– Пустое, Корнеева, – он побарабанил пальцами по столу. – Сейчас я к главному перейду, и ты забудешь про все свои извинения. Князю нужна ты. Вернее, не ты сама, а вещь, которая у тебя есть, – Слеза ангела.
Света застонала. Ну не слышала она никогда раньше про эту ангельскую слезу и уж тем более понятия не имеет, где ее взять!
– Погоди, я еще не все сказал, – Иван нахмурился. – Князь предполагает, что ты можешь ничего о ней не знать, поэтому велел передать тебе кое-какие наводки. Слеза ангела – это старинный перстень с крупным камнем, изменчивым и живым. Князь сказал, что если такой камень однажды увидишь, то уже никогда не сможешь забыть.
– Нет, – Света затрясла головой. – У меня нет никаких старинных перстней, я точно знаю.
– У тебя нет, а у твоей матери?
– Мама умерла почти сразу после моего рождения. Я ее даже не помню!
Света не только маму свою не помнила, но даже историю ее гибели знала очень поверхностно. Дед не любил об этом рассказывать, на все внучкины вопросы отвечал с готовностью, а как только речь заходила о маме, мрачнел и отмалчивался. Но мир не без «добрых людей», о мамином темном прошлом десятилетнюю Свету просветила Аделаида Карловна.
«Мамашка твоя непутевая, царствие ей небесное, была самой обыкновенной шалавой. Соседушка-то мой думал, что доченька его в Ленинграде высшее образование получает, а она по койкам иностранцев прыгала, валюту зарабатывала, красоту свою, богом данную, транжирила. Три года, почитай, так жила, к отцу родному наведывалась только на пару дней. Я деду твоему всегда говорила, что Анжелка его – еще та штучка, а он ничего замечать не хотел, бедолага. Но время все по своим местам расставило, доказало, что я права была. Вернулась Анжелка в отчий дом брюхатая, залетела, видать, от кого-то из своих иностранцев. Подурнела ужасно, от былой красоты ничего не осталось. И умом, кажется, тронулась: ходила как неприкаянная, все что-то себе под нос бормотала. Потом к весне ты на свет появилась. Ты тогда такой же страшненькой была, как и сейчас, – не ребенок, а лягушонок какой-то, честное слово. Я так думаю, то, что ты такой уродиной родилась, и стало последней каплей. Пропала Анжелка-то, дед твой сначала сам ее по притонам разным искал, а потом в милицию заявил. Ее через неделю из реки выловили, следователи сказали, что это самоубийство, что мамашка твоя сама с моста в реку кинулась, не захотела жить на белом свете грешницей, да вот только умерла-то еще большей грешницей. Самогубство – это ж, почитай, самый страшный грех…»
Вот такая добрая была у нее соседка. Тогда Света немногое поняла из рассказа Аделаиды Карловны, лишь то, что мамочка ее сама, по доброй воле, ушла из жизни, а ее, совсем крошку, бросила. Первым делом Света тогда пошла к деду, чтобы увериться в том, что россказни Ады – неправда. А дед ничего не ответил, лишь очень сильно побледнел и схватился за сердце. Пришлось вызывать «Скорую», так ему было плохо, поэтому разговоров о маме Света больше не заводила, боялась, что дед тоже умрет, и тогда она останется совсем одна. Это уже потом, с годами, до нее окончательно дошел весь смысл сказанного соседкой: про проституцию, сумасшествие и смертный грех. И стало очевидно то, от чего пытался защитить ее дед. Она – дочка шлюхи, рожденная бог весть от какого мужика, наказанная за грехи матери уродливой внешностью и рискующая пойти по той же кривой дорожке. Яблочко от яблоньки…
С кривой дорожкой, слава богу, не сложилось, хотя лет в пятнадцать шаг в этом направлении Света сделала – связалась с уличной шпаной, с головой окунулась в бестолковую и бессмысленную ночную жизнь со всеми ее соблазнами. Неизвестно, куда бы ее эта дорожка завела, если бы не дед. У деда случился инсульт. Света узнала об этом только через неделю, все от той же «сердобольной» Аделаиды Карловны, забежала на минутку домой за теплыми вещами и встретила соседку на лестничной площадке.
– Допрыгалась, шалава малолетняя! – Аделаида Карловна улыбалась так радостно и так мерзко, что в душе сразу же родилось недоброе чувство. – Ты там «Момент» в подворотнях нюхаешь, а дед твой уже при смерти!
– Как при смерти? – У них с дедом были сложные отношения, вытекающие, скорее всего, из темного прошлого Светиной мамы, из-за недосказанности и недолюбленности, но дед оставался единственным родным человеком. Правда, Света об этом никогда особо не задумывалась – ну есть дед, и слава богу – а теперь вот… при смерти.
– Так удар у него, парализовало всего, ни рукой, ни ногой шевельнуть не может. Помрет, наверное…
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
