Ihr führt ins Leben uns hinein,Ihr laßt den Armen schuldig werden,Dann überlaßt Ihr ihn der Pein,Denn jede Schuld rächt sich auf Erden.[34]
Можно лишь горестно вздохнуть, сознавая, что отдельным людям дан дар настолько глубоко прозревать вихрь собственных чувств и без труда извлекать из них знания, к которым мы – все остальные – вынуждены мучительно, на ощупь продираться сквозь неуверенность и неопределенность.
VIII
В конце долгого пути автор должен принести извинения своим читателям за то, что он оказался не слишком удачным проводником, заставив их блуждать по пустошам и окольным узким тропам. Нет сомнения, что все это можно было сделать намного лучше. Но я постараюсь напоследок подсластить горькую пилюлю.
Прежде всего я полагаю, что у читателей создалось впечатление, что рассуждения о чувстве вины вышли далеко за рамки темы этой статьи, разросшейся поэтому до недопустимых размеров, а все прочее содержание, не связанное с чувством вины, оказалось оттесненным на задний план. Это могло бы разрушить комбинацию моего сочинения, если бы не отвечало замыслу автора показать, что чувство вины является важнейшей проблемой культурного развития и что культурный прогресс оплачивается ценой отказа от счастья, взамен которого человечество получает чувство вины.[35] То, что в этом заключительном разделе нашего исследования может показаться странным, вероятно, можно свести к весьма своеобразному и до конца не понятому отношению чувства вины к нашему сознанию. Обычно в случаях раскаяния участие сознания представляется вполне ощутимым, мы даже употребляем вместо фразы «чувство вины» оборот «осознание вины». При изучении неврозов, которым мы обязаны пониманием нормы, обнаруживается некое противоречие. При одном из таких аффектов, при неврозе навязчивых состояний, чувство вины назойливо вторгается в сознание – оно доминирует в клинической картине жизни больного и заслоняет собой все другие осознанные чувства. Но в большинстве других случаев, при иных формах неврозов, чувство вины остается неосознанным, ничем не проявляя своего присутствия. Больные не верят, когда мы говорим им, что их мучает неосознанное чувство вины; для того чтобы они хотя бы отчасти нас поняли, мы рассказываем им о неосознанной потребности в наказании, в чем и проявляется чувство вины. Однако его связь с той или иной формой невроза не следует переоценивать. При неврозе навязчивых состояний также встречаются больные, не осознающие чувство вины или ощущающие его лишь как мучительное недомогание – своеобразный страх, мешающий им выполнять определенные действия. Эти вещи больной обязан в конце концов понять, но до поры не в состоянии этого сделать. Вероятно, здесь будет уместно замечание о том, что чувство вины в своей основе является топической разновидностью страха; а в своей поздней фазе полностью совпадает со страхом перед супер-эго. Связь сознания со страхом имеет множество разнообразных вариаций. Иногда страх скрывается за другими симптомами, но вскоре полностью и довольно бесцеремонно завладевает сознанием; иногда же он маскируется так искусно, что мы вынуждены говорить о бессознательном страхе или, – если мы хотим вычленить чистое психологическое состояние, для которого страх является лишь ощущением, – о возможности страха. Поэтому вполне допустимо думать, что воспитываемое культурой чувство вины не распознается как таковое и по большей части остается неосознанным; или же проявляется как психологическое неблагополучие и неудовлетворенность, для которых люди ищут другие причины. Религии, во всяком случае, никогда не упускали из виду чувство вины. Они выступают, – о чем я упоминал в одной прежней работе,[36] – с претензией избавить человечество от чувства вины, каковое они именуют грехом. Из того способа, каким христианство добивается такого избавления, – с помощью жертвенной смерти одиночки, принявшего на себя всеобщую вину, – мы можем сделать вывод о том, какой могла быть причина возникновения первоначальной вины, с которой началась культура.[37]
Возможно, это не очень важно, но нелишне будет напомнить толкование некоторых слов, таких как супер-эго, совесть, чувство вины, раскаяние, – слов, которые мы употребляем слишком вольно и часто путаем их друг с другом. Все они обозначают одно и то же, но описывают разные его стороны. Супер-эго – это открытая нами инстанция, функциональная совесть, назначение которой, как мы считаем, – осуществлять контроль, оценку и цензуру действий и намерений эго. Чувство вины, броня супер-эго, – это воплощенная непреклонность и строгость совести; чувство вины присуще эго с тем, чтобы контролировать его таким образом, чтобы происходила оценка напряжения, существующего между его устремлениями и требованиями супер-эго, его страха перед этой критикующей инстанцией, лежащего в основе всего этого отношения. Чувство вины – это внешнее выражение влечения эго, которое под влиянием садистского супер-эго берет на себя мазохистскую, подчиненную роль, усиливающую эротическую связь с супер-эго, когда часть существующих в эго влечений направляется на внутреннее саморазрушение. О совести можно говорить не раньше чем появляется инстанция супер-эго. Что же касается сознания вины, то оно возникает до появления супер-эго и становления совести. Следовательно, это непосредственное выражение страха перед внешним авторитетом, напряжение между ним и эго как следствие конфликта между потребностью в его любви и стремлением к удовлетворению инстинктивных влечений, подавление которого порождает склонность к агрессии. Такое наложение сознания вины и чувства вины, – из страха перед внешним и перед внутренним авторитетом, – затрудняет анализ и оценку отношений, в которые вовлечена совесть. Раскаяние – это общее обозначение реакции эго в случае возникновения чувства вины, по содержанию оно мало чем отличается от стоящего за ним страха; раскаяние само по себе является наказанием и может входить в состав потребности в наказании. Раскаяние тоже возникает раньше становления совести.
