— А там кто? — И Ивар кивнул в сторону стола напротив, за которым в окружении воинов восседали две женщины с одинаково пронзительными серыми глазами и смоляными волосами без следов седины. Они не были молоды, но от статных, налитых фигур веяло сладострастием.
— Это, — губы Рыцаря Льва тронула тонкая усмешка, — Моргана и Моргауза, единоутробные сестры короля Артура. Обеим ведомо злое колдовство, и, кроме того, Моргана — моя мачеха.
— А… — начал было растерявшийся Ивар, но тут Арнвид закончил петь и был награжден дружным одобрительным гулом.
— Благодарю тебя, бард, — проговорил Артур. — Песня твоя согревает сердца и дарует веселье. Но в чем еще искусны мужчины северных стран, кроме пения?
— Во всем, — ответил Хаук, который, судя по порозовевшим щекам, был изрядно пьян.
— Отлично. — Хозяин Камелота улыбнулся, сверкнув белыми, как мрамор, зубами. — Не потешиться ли нам тогда воинскими состязаниями?
— Почему нет? — Конунг поднялся, стройный, широкоплечий, и тряхнул волосами. — С чего начнем?
— С поединка! — Ивар увидел, как чуть шевельнулся бывший до сих пор неподвижным старый Мерлин, как непонятная ярость исказила его почти мертвое доселе лицо. — Между лучшим нашим бойцом и лучшим вашим! Ланселот, ты готов?
— Как всегда по приказу моего государя. — Гибкий красавец склонил голову, и меч его, обнажившись, сверкнул отражением кровожадной ухмылки. — Ну что, выходи, кто не боится!
Вемунд заворчал, рука его потянулась к секире, покраснел от ярости Нерейд, даже на лице Кари обозначилось недоуменное выражение — как, нас обидели? Даже Ивар ощутил, как сердце застучало чаще, и сам испугался собственного желания выйти на бой…
— Тихо всем! — Окрик конунга хлестнул больнее плети. — Я сам!
Ослушаться приказа не посмел никто.
Викинг и рыцарь сошлись на пустом пространстве между столами, в чем-то очень похожие — светловолосые и стройные. Только Хаук был ощутимо шире в плечах, а Ланселот — моложе. Глаза рыцаря туманило предвкушение потехи, а конунг смотрел на мир двумя кружками светло-голубого льда, за которыми нельзя было прочесть ничего.
— До первой крови! — торжественно объявил Артур и опустил воздетую руку.
Зал наполнился звоном и лязгом. Лезвия превратились в размазанные полосы света, а сами бойцы — в стремительно пляшущие тени. Мгновение — и они вновь стоят друг напротив друга, тяжело дыша, а по лицам, покрасневшим от напряжения, стекают густые, точно свечное сало, капельки пота…
Еще миг — и они схлестнулись вновь. Замелькали клинки, словно хищные рыбы, мчащиеся в толще вод. Атака следовала за атакой без перерыва, никто не мог взять верх, и Ивар ощутил, как от напряжения закусил губу, ожидая развязки…
— Прекратить! — Голос короля подобно колоколу прокатился по залу, заставив поединщиков замереть. — Мы видим, что искусство ваше одинаково, а жизнь любого из вас равно дорога нашему сердцу… Объявляем ничью!
Хаук поклонился противнику с тем же непроницаемым выражением лица, с каким он и начал бой, а вот лицо Ланселота пылало. Алые пятна досады расплылись по его щекам, губы рыцаря тряслись, а поклон вышел неловким. Не привык первый боец Камелота завершать поединок без победы…
Артур тем временем объявил состязание в кулачном бое. На свободное место выбрался чудовищно толстый, невесть каким образом втиснутый в доспехи рыцарь с окладистой черной бородой. Рожа его шириной превосходила котел, а в пузо можно было поместить бочку. В поклоне, который он отвесил королю, было мало смирения.
— Балин Свирепый, — почти выплюнул Увейн Ивару в ухо. — Ударом кулака сшибает медведя. Нелегко придется тому, кто выйдет с вашей стороны.
Но даже Рыцарь Льва примолк, когда напротив Балина встал Кари Ленивый. Он был на голову выше противника и не уступал тому в ширине плеч. Обитатели Камелота разразились бурей приветственных восклицаний, послышались восхищенные ахи женщин, одна из двух сестер короля плотоядно облизала губы широким красным языком.
— Бить по очереди, закрываться и уходить от ударов нельзя! — объявил Артур правила поединка. — Тот, кто первым не устоит на ногах, — проиграет!
— Первый удар я отдаю гостю! — пробурчал Балин презрительно.
Кари пожал плечами и тут же ударил. Кулак его, похожий на бугристый булыжник, с треском саданул Свирепого в лоб. Того подбросило над полом, точно пушинку. Еще мгновение — и Балин Свирепый рухнул под ноги пирующим. Загрохотали доспехи.
Чернобородый рыцарь попытался подняться, но руки его подламывались, и со слабым стоном он растянулся на полу.
— Наша победа! — взревел Вемунд, потрясая кулаками. За ним завопили прочие викинги. Ивар с облегчением вздохнул и опустошил полный кубок пива. В голове слегка загудело.
— А не посостязаться ли нам в благородном искусстве питья? — Предложение Арнвида змейкой проскользнуло сквозь вал криков и восклицаний, бушующих в пиршественном зале, и услышал его почти каждый.
— Отчего же нет, — согласился Артур, чье лицо после поражения королевского поединщика было белым, как птичий помет. — Кэй!
Арнвид и его курчавый противник были усажены за специально принесенный стол. Двое дюжих слуг, пыхтя и отдуваясь, взгромоздили на него полную бочку пива. Состязающиеся по очереди наполняли почти ведерные чаши и, произнося здравицу, опрокидывали их в себя. Поначалу все шло гладко.
— За здоровье короля! — И рыцарь Кэй лихо утирает с губ белую пену, похожую на морскую.
— Во славу конунга! — И лысина Арнвида вдруг покрывается мелкими бисеринками пота.
Бочка пустела, завороженные зрители старались угнаться за эрилем и сенешалем, и здравицы постепенно начали утрачивать связность.
— 3-за Бр-рррит… ик… анию, мать вашу… иии… нашу! — Доблестного рыцаря слегка заносит вбок, и ему стоит немалых усилий усидеть на стуле.
— О… о… о… — Кажется, что Арнвида заклинило на одной букве и более ничего он выговорить не может. Но эриль корчится, словно пойманный тунец, и с губ его срывается неведомый доселе в Камелоте боевой клич: — Одину слава!
Нетвердой рукой Кэй зачерпывает из бочки. Лицо его краснее, чем созревшая земляника. Ковш с пивом дрожит, точно драккар в бурю, и липкая темная жидкость заливает стол…
С деревянным стуком черпак соприкасается с полом и с точно таким же стуком голова рыцаря падает на столешницу. Доски трещат, но с честью выдерживают удар.
— Я… победил!.. — слегка запинаясь, но гордо изрек Арнвид. — Во славу Тора!
Когда эриль подошел к своим, то стало видно, что глаза его круглые, как у совы, и совершенно белые. Разговаривать знаток рун и сказаний более не мог, лишь шептал что-то невнятное.
Ивар, возгласив здоровье Увейна, Рыцаря Льва, проглотил еще кубок пива, и с этого момента его воспоминания стали отрывочными. Помнился только резкий запах блевотины из-под стола, трепещущие багровые блики от факелов вокруг и громкий голос конунга, хвастливо возвещающий:
