Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
Могла подобная история приключиться в Красной Армии, в Советском Союзе? Конечно, нет. Хотя бы потому, что у нас не было ни порнографических журналов, ни проституток (блядешки-то сердешные везде водятся).
Вот еще один пример офицерской чести в германской армии: Гитлер предложил на место страдальца любви фельдмаршала Бломберга генерал-полковника Фрича, но того обвинили в гомосексуализме, и хотя офицерский суд чести оправдал Фрича «за недоказанностью вины», Гитлер все-таки выставил с высокого поста и его, несмотря на уверения Ивана Ивановича, что он не смел это делать, ибо «немецкий офицер – не скотина». Могло такое случиться в Красной Армии? Конечно, нет. Хотя бы потому, что огромное большинство русских людей и не знали, и не слышали о гомосексуализме, несмотря на то, что в Уголовном кодексе на всякий случай имелась суровая статья о нем. Ну, я-то лично человек довольно осведомленный и с поэзией Сапфо знаком и знаю, кому посвящены сонеты Шекспира, а вот мой родной племянник, впрочем, тоже человек с высшим образованием, узнал о существовании «лесбийской любви», когда ему было уже лет сорок, а раньше и в голову не приходила мысль даже о самой возможности ее!
Но главное здесь не эти грязные истории. Главное – русский человек, считающий себя патриотом, назойливо твердит о чести, достоинстве армии и ее офицеров – ах, у них всегда были свежие носовые платки, они умели так ловко щелкнуть каблуками, они уступали дорогу женщине – русский нахваливает иноземцев, которые вторглись на землю его Родины и истребили миллионы его соотечественников! Мы входили в немецкие города и первым делом из походных кухонь кормили кашей голодных немецких детей, а они…
23 июля 1941 года начальник штаба Верховного главнокомандования фельдмаршал Кейтель, у которого всегда был свежий носовой платок, издал приказ по вермахту: «Всякое сопротивление на оккупированной территории должно караться не путем судебного преследования, а путем создания вермахтом такой системы террора, которая будет достаточна для выполнения этого приказа путем применения драконовских мер» (Нюрнбергский процесс. Т.4, с. 77). И вот лишь один пример того, как выполнялся этот приказ: в белорусской деревне Борки расстреляно 705 человек, из них 372 женщины и 130 детей (там же). А нам взрослые образованные сочиняющие книги люди толкуют о чести и достоинстве тех, кто творил такие дела! Ведь этого мы не слышали ни от Радзинского, ни от Сванидзе, ни от Млечина…
Почтение и похвалы Вермахту (с большой!), конечно, соседствуют с поразительным невежеством и бесстыдным враньем относительно важнейших событий войны. Читаем: «Каково было советским генералам после поражений вверенных им войск возвращаться домой?» (с.152). Что за чушь? О каком возвращении речь? С футбольного матча, что ли? После поражений 41-го и 42-го годов наши генералы продолжали сражаться. А домой они вернулись лишь в 45-м как победители.
«В старину такие генералы бросались на меч от позора». И что было бы, мыслитель, если бы в 41-м и 42-м годах перестрелялись командиры всех частей, потерпевших поражение? Кто стал бы командовать? Что это было бы, как не малодушие в помощь врагу?
«А в гитлеровской армии, – стыдит он Красную Армию, – в день капитуляции Германии свыше 200 генералов застрелились». Это уж такой сияющий образец воинской чести, что автор падает перед ним на колени. Да, были в вермахте и в гражданском руководстве Германии самоубийства и во время войны, и после. Ведь знали они, как в России нашкодили и что за это отвечать придется не путинскими условными сроками, вот и предпочли заранее смыться.
Например: еще 15 ноября 1941 года застрелился начальник технического управления люфтваффе генерал-полковник Эрнст Удет. Видимо, он уже тогда понял: блицкриг не удался, а без него неизбежно поражение. И что остается, как не пустить пулю в лоб?.. 19 августа 1943 года застрелился начальник штаба люфтваффе генерал-полковник Ганс Ешоннек. Есть основание полагать, что он пошел на это из-за того, что в грандиозной воздушной битве над Кубанью в апреле-июне 1943 года немцы потеряли свыше 1100 самолетов, а главное – навсегда утратили господство в воздухе. И Ганс понял: война проиграна… А за ними последовали генерал-полковник Людвик Бек (в июле 1944-го после колоссального разгрома в Белоруссии), генерал-фельдмаршал Клюге (18 августа 1944-го), рейхскомиссар Австрии Йозеф Бюркель (28 сентября 1944-го), генерал-фельдмаршал Эрвин Роммель (14 октября 1944-го), генерал-фельдмаршал Вальтер Модель (21 апреля 1945-го, когда наши пушки уже били по Берлину), сам фюрер присоединился к большинству (30 апреля), за ним – Геббельс со всей семьей (2 мая), Гиммлер (21 мая), Геринг (15 октября 1946)…
Так что много было добровольных покойников, но в день капитуляции «свыше 200» именно генеральских трупов – лютое вранье, ни один не пожелал. Но вообще-то, как видим, их оказалось немало. Надо понимать, что самоубийство в иных случаях равноценно дезертирству или трусливому бегству от ответственности. У нас одна поэтесса, будучи известным человеком и даже депутатом Верховного Совета, могла кое-что сделать для страны в роковой для нее час, но предпочла улизнуть, написав трогательный стишок:
Как летит под откос Россия,Не могу, не хочу смотреть…
Какой патриотизм! – без конца восхищаются в «Правде».
А историк уж совсем зашелся в прославлении «Вермахта» и в поношении родной Красной Армии: «Полководцы РККА в массе своей были неспособны застрелиться» (там же). Вот досада какая! И как бы он был рад, если бы перестрелялись. Не может человек сообразить: мы проигрывали сражения, но выиграли войну. Это даже Новодворская понимала.
Автор пишет, что с детства его увлекала история Отечественной войны; я, говорит, «мемуары наших военачальников читал взахлеб, свято веря всему». А когда повзрослел, научился сморкаться, начал бриться, получил высшее образование, то пришел к выводам, например, такого рода: «Немецкие армии трижды попадали в окружение советских войск, но при этом частично прорывались. А немцы окружали советские войска, по моему счету, восемь раз» (с. 215). Если такой прекрасный для немцев «счет», то чего ж они пятились от Волги до Берлина и сдались на милость победителя? Ответа нет. И приходится внести ясность.
Мы окружали немцев не три раза, а несколько больше. А именно – в ходе следующих операций: Сталинградская (22 дивизии), Острогожско-Россошанская (13 дивизий), Воронежско-Касторненская (9 дивизий), Корсунь-Шевченковская (10 дивизии и 1 бригада), Витебско-Оршанская (5 дивизий), Бобруйская (6 дивизий), Минская (20 различных соединений, около 100 тыс. человек), Львовско-Сандомирская (8 дивизий), Яссо-Кишиневская (18 дивизий), Будапештская (20 различных соединений), Восточно-Прусская (около 32 дивизий), Берлинская (70 пехотных, 23 механизированных и горных дивизий), Пражская (более 50 дивизий). Это сколько будет? По моему счету, 15. Во сколько раз больше, чем придумал в пользу немцев наш историк? В пять раз. Круто! И ведь какие наши окружения сбросил со счета – по 30–50–90 дивизий. Дать бы ему Железный крест.
Его энергия и неутомимость в изыскании фактов превосходства вермахта над нашей армией поразительны. Вот пишет: немецкий пулемет МГ-34 делал до 1500 выстрелов в минуту, а наш Дегтярев – только 600 («Своими именами», № 66). Какой позор! Но подумал бы: а зачем нужна такая бешеная скорострельность? Ведь для поражения живой цели достаточно одного – двух метких выстрелов. Или обязательно требуется рассечь противника пополам? Пулемет с такой скорострельностью подобен самолету, который умел бы еще и по деревьям лазать. А сколько требуется боеприпасов для каждого такого пулемета!..
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 49
