Кади, необычайно тучный человек в монументальном тюрбане, подхватил сказанное начальником станции, рассыпался в уверениях, и все присутствующие заговорили разом, каждый во весь голос.
Как только ему удалось вставить слово, Джованни сказал:
– Мне очень жаль вступать в конфликт с господином кади, но я тоже рассчитывал получить из Туниса кое-что с этими же вагонами, и, судя по внешнему виду ящиков, не сомневаюсь в том, что они присланы мне.
– У мсье нет письма в подтверждение его слов, – заявил кади, с торжествующим видом помахивая своим документом.
– Письмо, конечно, есть, но вряд ли стоит посылать за ним в Эль-Хатеру. Нельзя ли проще разрешить спор? Быть может, господин кади согласится сказать, что должно быть в его ящиках?
– Одежда и книги, – сказал тот, моргая черными, как бусинки, глазами. – Си-Измаил посылает их для бедных учеников «зауйи» при одной из мечетей.
Джованни улыбнулся.
– Чего же проще? А в моих ящиках должно быть снаряжение для нашего лагеря в Эль-Хатере. В Тунисе ходят слухи, что здесь неспокойно, и мне присылают средства защиты. Спорить незачем: достаточно вскрыть ящики, чтобы выяснилось, кому они принадлежат.
– Я протестую, – вскричал кади, весь побагровев, – это оскорбительно и для Си-Измаила, и для меня.
– Но почему же, – пытался его успокоить начальник станции. – Предложение вполне разумное.
Препирательства продолжались некоторое время, но, в конце концов, таможенный офицер, хотя и очень неохотно, стал вскрывать первый ящик.
Начальник станции, с видом арбитра, смотрел ему через плечо.
– А-а! Книги! – воскликнул он вдруг.
Сенсация! Приунывший было кади приободрился! Джованни смутился.
Но Риккардо, опустившись на колени возле ящика, просунул в него руку и вытащил книгу Коран в пергаментной обложке. Засунул руку ещё раз.
– Это не книги, – крикнул он, вытаскивая картонную коробку.
Начальник станции осторожно раскрыл ее затем нагнулся над ящиком. Минута напряженного молчания.
– Мсье Сан-Калогеро, – сказал начальник станции, выпрямляясь, – вы правы.
– Бесполезно вскрывать другие ящики, – мрачно заявил таможенный офицер. – Я удовлетворен.
– Все удовлетворены, я полагаю, – улыбнулся Джованни. – Я уверен, господин кади, что ящики с книгами и одеждой для ваших бедных студентов прибудут в свое время.
Потерпевший поражение кади, весь бледный от гнева, уселся в свой экипаж. Толпа разошлась.
Риккардо и Джованни поблагодарили начальника станции, гордого сознанием, что он сыграл в этом деле роль Соломона, сдали на его ответственность ящики и, в сопровождении Джузеппе, вышли со станции. Солнце садилось, и рельсы горели, как расплавленные. На белых домах играли красные отблески.
Пока они шли к отелю, небо темнело, краски наката угасали. На юге мрак наступает сразу после захода солнца. Джованни и Джузеппе простились с Риккардо. В гостиной Риккардо застал одну Аннунциату, – Джоконда переодевалась у себя наверху. В комнате, с пестрой деревянной обшивкой, было почти совсем темно. Риккардо привлек Аннунциату к себе и поцеловал ее.
– Ты серьезно хочешь, чтобы мы были друзьями? – спросил он.
Она не отвечала, но и не вырывалась, даже как будто доверчиво прижималась к нему. Он был удивлен. Неужто это та самая девочка, которая с таким негодованием отнеслась недавно к его поцелую? Он целовал и целовал ее, недоумевая, чем объясняется ее покорность. Но вдруг она вырвалась с негромким восклицанием:
– Не надо, Риккардо! Я не могу… – Глаза ее были полны слез.
– Что такое? Что с тобой? – спросил он и, обняв ее, подвел к окну и усадил в кресло.
Потом повернул выключатель.
– Скажи, – уже другим тоном заговорила Аннунциата, – уладилось ли дело? Что это было?
Риккардо улыбнулся.
– Столкновение Джузеппе с таможенными. Пустяки.
– А я испугалась. У меня было такое чувство, будто что-то угрожает нам.
– Надеюсь, оно рассеялось? – шутливо спросил Риккардо.
– Нет… не скажу.
Он рассмеялся и обнял ее за плечи, успокаивая как в тот день, когда умер ее фламинго.
Спустилась ночь. Оставивши на дороге автомобиль под охраной Джузеппе, Риккардо и Джованни в сопровождении одного мальтийца прокрались на вокзал. Но когда, оторвавши одну-другую планку в первой платформе, они хотели вытащить содержимое тайника, – оказалось, что там пусто. Даже циновки были убраны. То же самое повторилось и на остальных платформах. Риккардо внимательно осмотрел вагоны и открыл, что у всех второе дно бесшумно выдвигалось наподобие ящика. Те, кому предназначались ружья, уже успели побывать здесь!
ГЛАВА III
Риккардо чувствовал, что ему не до сна и, глубоко задумавшись, продолжал сидеть в гостиной после того, как его кузины ушли к себе. Потом, надевши шляпу, вышел на свежий воздух.
Он направился к ярко освещенному городу, прошел массивными воротами, которые туземцы называли Баб Джеллэдин, и свернул в крытый рынок, где оказался чуть ли не единственным, если не считать нескольких французских солдат, европейцем. Все лавки так и сияли огнями, напоминая подземный дворец из «Тысячи и одной ночи», а между ними сновала густая толпа – всё тюрбаны и ярко-красные фески.
Из одного угла неслась дробь барабанов и пронзительное пение; протолкавшись вперед, Риккардо увидал несколько десятков юношей, расположившихся кружком на ковре; в центре круга в старинной медной светильне курилось какое-то благовоние. Каждый юноша держал в руках деревянную раму, обтянутую овечьей шкурой, и через равномерные промежутки все они вскидывали свои рамы вверх и разом ударяли в эти своеобразные барабаны, производя неописуемый шум. Затем, опустив свои инструменты, пальцами, перебирали по ним в такт напеву, который напомнил Риккардо слышанное им в Палермо пение псалмов. Зрелище было любопытное, но Риккардо вскоре заметил, что окружающие начинают мрачно коситься на него, и, отойдя, смешался с толпой. Все, кроме одного юноши, в это время умолкли, а солист, раскачиваясь взад и вперед, высоким альтом выводил рулады.
Риккардо хотелось узнать, что все это означает, но араб, к которому он обратился с вопросом, не удостоил его ответом, только окинул высокомерным взглядом. Тут на выручку подоспел подозрительного вида армянин, который заявил Риккардо, что он гид и что эти юноши…
– Кто же они?
– Ученики сиди Абеселема; они заучивают стихи из Корана и после того как повторят их дюженое число раз, становятся неуязвимыми для огня. Так они говорят, по крайней мере. Невежество, месье.
Риккардо повернул обратно, но настойчивый армянин не отставал; он привык наживаться на туристах и не хотел упускать случая. Только когда Риккардо прикрикнул на него, он отошел, ворча себе под нос. Риккардо спокойно продолжал свой путь по запутанным сводчатым переходам, залитым ярким светом ламп, в толпе арабов в праздничных одеждах.
