Девушка заказывает кофе. Такое ощущение, будто скользишь по поверхности и не за что зацепиться. «Успокойся. Никто тебя внимательно не рассматривает. В газете нет твоего имени». — И вдруг она вспоминает о флешке — это неоспоримое доказательство того, что Скоарнек и Курвуазье не убийцы Субиза. Сеф выпрямляется. «Убедить Эрвана выложить все в Сеть. Он не захочет. Только после четверга. Он ведь упрямый. Нет. Не упрямый. — Сеф начинает подыскивать слово. — Он чувствует себя мессией. Именно так — мессией. Но флешка-то тут, в моем распоряжении, в нескольких метрах от меня. Ведь я могла бы… Она не сделает этого. А что меня останавливает? Я не могу понять этого».
Сеф рассчитывается, встает.
«Закрой глаза, глубоко вздохни и выполняй что положено. Эрван знает, что делает».
Чтобы убить время, зверинец в Ботаническом саду, гарантированные мурашки перед виварием со змеями. Потом кино, все равно какое, сеанс за сеансом, до того времени, когда нужно встречаться с мерзким Гупилем Леренаром, от одного имени которого ей становится дурно. Горькая улыбка. «Ну что ж, наступит и твой час, малышка».
Нил смотрит на часы: пятнадцать часов с какой-то мелочью. Если повезет, Кук будет в редакции. И сможет еще соображать. Зайти к нему, это ценная поддержка. Единственная, которую он может придумать. Он набирает номер. Да, Кук на месте и будет рад его видеть.
— Не задерживайся, я тебя жду.
Чтобы добраться до клетушки, которую крупная ежедневная французская газета предоставляет в его распоряжение в своих помещениях в обмен на то же самое для своего собственного корреспондента в Лондоне, нужно пройти через редакцию политических новостей. Среди выстроившихся рядами компьютеров пишут, звонят, спорят, обсуждают, снуют в кажущемся беспорядке около трех десятков журналистов. Нил делает глубокий вздох — как давно это было. Рождение газеты — настоящий наркотик.
Кук идет ему навстречу, возвращает друга к реальности, берет два кофе в автомате на этаже и тащит его к себе в кабинет.
— Ну что с дочкой?
— Все гораздо серьезнее, чем я думал. — Нил размышляет, как почетче сформулировать, что произошло. — Во-первых, Сеф стала активисткой экологического движения.
— Пока все в порядке.
— У нее новый друг, некий Скоарнек.
— О котором пишут газеты?
Нил кивает:
— Она по самые уши увязла в этой истории. Ее разыскивает полиция. Ну вот, сказал, и полегчало.
— Черт возьми!
— А я и не заметил, как это случилось.
— Ну, это удел почти всех родителей. А что этот Скоарнек, ты навел о нем справки?
— Странный парень. Вчера вечером я раздобыл его адрес у его дружка. Якобы суперсекретный адрес. Отправился туда сегодня с утра и наткнулся на полицию, которая расположилась там как у себя дома. — Пауза, кажется, затянулась. — Это не все. Не я один искал Скоарнека вчера вечером. Там были еще два качка шпионского вида, spooks, которые тоже его искали. Не хочу драматизировать ситуацию, но если добавить ядерный след…
— Сеф в опасности. — Кук явно озабочен. — Как тебе помочь?
— Полицейского, который ведет расследование смерти Субиза и разыскивает Сеф, так сказать, как свидетельницу и якобы чтобы ее защитить, зовут Парис, он из Криминалки. Я с ним уже дважды встречался. Мне кажется, он не врет, но я бы хотел проверить. Посмотри, что можешь на него найти.
— Как только у меня что-нибудь будет, я тебе позвоню.
Выйдя от Кука, Нил заходит в кафе, заказывает пиво. Его одолевает страх. «Что я могу сейчас сделать, чтобы найти Сеф и помочь ей?» Замкнутый круг, и нет ответа. Только ждать. Вынужденное безделье. Какой контраст с атмосферой редакции, которую он только что покинул. В его воображении всплывают тронутые ностальгическими нотками воспоминания о репортерской деятельности, глубоко запрятанные после гибели Люсиль. Агентство Рейтер всего в двух шагах. Почему бы не завернуть туда, просто так? Обмануть ожидание. А может быть, там будут и старые знакомые?
Нил с некоторой неловкостью входит в агентство, но тут же сталкивается с двумя журналистами, которых знал на Ближнем Востоке. Приветствия, дружеские объятия. Очень рады видеть, тут же вспоминают добрые старые времена, показывают редакцию, представляют его молодым, которые не нюхали войны, рассказывают о его и своих подвигах.
Нил с удивлением понимает, что все так или иначе о нем слышали, а ведь прошло уже двадцать лет. Люди толпятся вокруг, пожимают руку легенде прошлых лет. Отец Сефрон в нерешительности, на старые воспоминания накладываются переживания последних дней, из ящиков извлекаются бутылки виски.
Пятиэтажное здание в конце Парижской улицы, прямо перед Круа-де-Шаво в Монтрё. Фасад весь в разноцветных разводах, а над подъездом, колонны которого украшены установленными на них разноцветными гипсовыми скульптурами, большой плакат с пурпурно-золотыми буквами приглашает: «Добро пожаловать!»
— Черт, искусство так и останется для меня загадкой, — сообщает Мишель, который, как всегда, сидит за рулем «кангу» и внимательно оглядывает сквот.
— Здесь как раз для тебя, все бесплатно.
— Если это искусство, я отрежу себе яйца.
— Осторожно, не шути так, а то как раз случай и представится. Ладно, пошли, что ли?
В дверях толпятся люди, любопытствующие вроде туристов и просто местные. Вход свободный.
— Ты уверен, что он здесь?
Жан вздыхает:
— Есть только один способ в этом удостовериться: пойти осмотреть все самим. Давай. Поднимай задницу и вперед, за дело.
Мишель выходит из машины, раздраженно хлопает дверцей и пересекает улицу.
Комнатка консьержа на первом этаже переоборудована в стойку администратора. За ней торчит лохматый парень, читающий журнал.
Полицейский из службы социальной информации подходит к стойке и, стараясь изобразить простака, здоровается.
— Как-то вечером я был у своего приятеля-галериста и увидел там эту штуку… — Он вытаскивает из кармана флаер с одной из картин Мари-Лин. — Я ищу человека, который это нарисовал.
Длинноволосый берет картонку, рассматривает ее.
Позади Мишеля, громко переговариваясь с вульгарной девицей в мини-шортах, проходит довольно занятный тип.
— Это старая выставка.
— Да, но эта художница…
— Нет ее больше здесь. — Тон безапелляционный.
— Но мои друзья мне сказали…
Лохматый с непроницаемым видом поднимается со своего места. Он очень высокий.
— Она уже давно отсюда уехала.
Ну и бугай. Мишель внутренне расхохотался, его хлебом не корми, дай подраться с такими амбалами. Большинство из них думает, что рост — это все.
— А может, вы знаете, где она теперь живет? Мне бы очень хотелось увидеть ее работы.
