Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
– Я все уберу.
Обещание вырвалось с удивительной яростью. Я все уберу, будет даже чище, чем раньше, поеду на велике в магазин, куплю посуду взамен разбитой, новую швабру, чистящие средства и новый потолочный вентилятор – его я куплю с доставкой и приглашу установщика, а когда папа вернется после кошения газонов, взмокший и покрытый шрапнелью травы, он обретет новые силы, увидев, каких успехов может добиться его сын, стоит ему только захотеть.
Папа отмел это предложение, пожав плечами.
– Все уже убрано, – сказал он. – Даже не думай об этом. Сейчас же неделя фестиваля. Ты должен развлекаться. Утром я забежал в хозяйственный магазин миссис Лич. Почему ты не сказал, что получил главную роль в пьесе? Вообще-то я знаю почему. Поздние репетиции. Ты боялся, что я тебе не разрешу. Что ж, я разрешаю. Врать не буду, это заставит меня поволноваться. Утром, задумавшись об этом, я чуть не подставил под газонокосилку руку. Но это моя рука. А что твое – то твое.
В первый раз за утро он посмотрел мне в лицо. С левого уголка губ спускалась новая ниточка коросты – след от шмуфа, что провел прошедшую ночь в его желудке, усыпляя папу. Хлю-ю-юп. Хлю-ю-юп. Хлю-ю-юп.
Это я виноват, что папе приходится переживать такое. Я ощутил на плечах груз этого понимания.
– Я хочу, чтобы ты отлично сыграл в этой пьесе, Джимми. Хочу, чтобы ты достиг в чем-то успеха. Или ладно, если это на тебя слишком давит, я просто хочу, чтобы ты получил удовольствие, – его улыбка дрогнула, но он гнул свое. – Не задерживайся слишком долго на улице. То есть не позже необходимого. Не хочу, чтобы ты об этом тревожился. Только не на этой неделе. Может, и не на следующей. Я хочу сказать, Джимми, что я пытаюсь. Хорошо? Я попытаюсь.
Я смотрел на солнце в надежде, что слезы застынут в глазах и не польются по щекам. В такой позе я умудрился кивнуть. Боковым зрением я заметил, как папа поднял руку, словно хотел похлопать меня по спине. Я внутренне взмолился, чтобы он этого не делал – слезы хлынут из моих глаз как стеклянные шарики. Но одновременно хотел, чтобы сделал.
Он встал, вытащил из заднего кармана перчатки и похлопал ими по бедру, чтобы стряхнуть налипшую траву. Он поправил очки, и я подумал, что пластырь на дужке – это тоже своего рода мужество, он цепляется к очкам с тем же упорством, как папа цепляется за свои обязанности перед лицом наполненной страхом жизни.
Минуту спустя он отчалил по подъездной дорожке на фургоне «Сан-Бернардино электроникс». Выехав на улицу, просигналил мне клаксоном. Как только он уехал, разумеется, глядя на знак ограничения скорости, дверь за моей спиной открылась с вороньим карканьем.
Таб затопал по ступеням так, словно его только что сшили из разных частей трупа. Он прохромал мимо, встал на лужайке, широко раздвинув ноги, и потянулся, зевая. На широкой спине натянулась покрытая розовыми пятнами футболка.
– Ты-ы-ыу… хорошо-о-оу поговорил… ох, как все болит! Поговорил с отцом?
Я пожал плечами. Он перевел взгляд с меня на ступеньку, на которой я сидел, но похоже, сомневался, что ноги смогут согнуться и выдержать вес тела. И Таб просто застыл как раздутое пугало, покачиваясь в слабом ветерке. Я ждал потока слов, отражающих мои собственные чувства: нам нужно прикрутить железную решетку под моей кроватью, сделать что угодно, лишь бы предотвратить возвращение охотников на троллей.
Но вместо этого его пухлое лицо со следами от подушки сложилось в кривую ухмылку.
– Вот ведь безумная ночка, да? В смысле никаких девчонок, но все равно я пятнадцать лет дожидался, когда смогу произнести эту фразу, и по делу. Безумная ночка, я прав?
Я печально покачал головой.
– Я не смогу, Таб.
– Нет, сможешь. Уже смог. Мы оба смогли. Конечно, мы пока не асы, да и как бы мы смогли? В смысле чтобы вырасти от пластиковой бейсбольной биты и хоккейной клюшки до пары кривых мечей, понадобится чуть больше, чем одна ночь. Думаешь, мне дадут меч, если я потренируюсь? Ну, знаешь, если покажу, на что способен?
– Да что с тобой такое?
– А? Ничего такого. Это ты выглядишь, словно у тебя крыша поехала.
– Таб. Очнись. Мы не сможем сделать то, о чем они просят.
– Джим, – он улыбнулся, но улыбка исчезла, когда он увидел ледяное выражение моего лица. – Джим, не поступай со мной так.
– С тобой? А как я с тобой поступаю?
– Ночью они вернутся. Они так сказали. И мы будем им помогать.
– Это не тебе решать.
– Правда?
– Ты же их слышал. Ты не охотник на троллей.
Металлический рот Таба резко захлопнулся.
Вверх по шее пополз румянец.
– Это гнусно, Джим. Обращаться со мной вот так.
– А чего ты от меня ожидал? Что я скажу: «Ух ты, пусть нас убьют»? Разве я плохо переводил тебе прошлой ночью? Они говорили о войне. Настоящей войне. И о чем-то под названием Машина. Мы с тобой не должны этим заниматься, Таб. Выше головы не прыгнешь.
– Выше головы? Да кому есть дело да наших голов после такого? Джим, ты не прав. Мы должны этим заниматься. Именно этого мы и ждали. Они выбрали нас. Среди всех людей! Нас!
– Не нас. Меня.
– Это означает, что все то время, когда я твердил, что мы ни на что не годимся…
– Я никогда такого не говорил. Не впутывай меня в это.
– Отлично! – теперь его лицо стало пунцовым. – Тогда я один! Это я ни на что не гожусь! Боже, Джим, ты только взгляни на мою жизнь! Ты знаешь, чего я стою? Для любого человека? Ноль! Ничего! Я жирный лузер и всегда им останусь. До сегодняшнего дня. Это просто дар, полный ну даже не знаю чего, чувак. Надежды? Понимаю, как это пафосно звучит, но клянусь, именно так я это и ощущаю.
– Тебе легко говорить. Это ведь меня просят рискнуть своей шеей.
Голос Таба дрогнул.
– Они не возьмут меня без тебя!
Через его плечо на другой стороне улицы я увидел, как человек со степлером и пачкой листовок обернулся на шум. Он уже собирался прикрепить объявление к телефонной будке, но вместо этого зашагал к нам. Я застонал. Сейчас не хватало только торговца. Этот идиот даже не посмотрел по сторонам, переходя дорогу.
– Прошу прощения, что прерываю, мальчики, – сказал он, – но…
– Неподходящее время, – пробормотал Таб.
– Прошу прощения. Я просто хотел спросить, не видели ли вы мою дочку.
– Мы только что встали, – ответил Таб. – И никого не видели.
– Может, вчера вечером? Может, вы были на улице вчера вечером и видели…
– Послушайте…
Таб развернулся, чтобы сказать мужчине пару ласковых, но слова замерли на языке. Мужчине было лет сорок – черная козлиная бородка, красные и усталые глаза. К подметке ботинка прилипло собачье дерьмо, а ему, похоже, было плевать.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 64
