На дрейфующем айсберге
Айсберг, на одной из ступенек которого сидел Твинас, неспешно дрейфовал вдоль скалистого берега, где лениво развалилось целое стадо тюленей. Изредка кто-нибудь из тюленей приподнимался, ползком подбирался к воде, а там плюхался в неё, чтобы затем вынырнуть с трепыхающейся серебристой рыбой в зубах. Далеко-далеко, на самом краю океана, белел пароход — а может быть, всего лишь белое облачко?
Твинас впитывал бодрящий воздух, наслаждался холодом, которым тянуло от льдин, плеск волн убаюкивал его, как колыбельная. Но ему было не до сна: на том же айсберге, только чуть поодаль, расположилась целая колония пингвинов. Он узнал их по телевизионным передачам. Это были императорские пингвины с блестящими тёмно-синими перьями и золотистыми ворсистыми коронами. Они и держались как истинные короли ледников: стояли неподвижно в величественном оцепенении, не обращая ни малейшего внимания ни на тюленей, ни на Твинаса, ни на кого-либо вообще, будто сами они были миниатюрными айсбергами, и только их пингвинята сновали туда-сюда.
«Они меня ещё не заметили, — сказал про себя Твинас, — и мне, как гостю, пожалуй, стоило бы первому подойти к ним, представиться, рассказать, откуда я и как тут очутился».
Но не успел он сделать и двух шагов, как растянулся, завалившись на спину. Шлёпанец скользил по льду не хуже остро наточенного конька! Кое-как поднявшись, толстяк снова уставился на императорских родственников: не видели ли они его несуразного падения, не смеются ли? Нет, они и клювы не повернули в его сторону, их короны даже не шелохнулись… Твинас успокоился и снова побрёл в их сторону, осторожно подволакивая шлёпанец.
Тем временем над океаном рассеялись тучи, и солнце осветило глыбу льда. Айсберг заблестел, заискрился, будто опоясанный многочисленными радугами. У Твинаса зарябило в глазах, и он на минутку остановился передохнуть. Только сейчас он начал осознавать, какая огромная перемена произошла в его жизни. Тревога сменилась радостью, а страх — покоем: наконец-то он попал в страну предков, которая столько раз являлась ему во сне, о которой столько мечтал после просмотра телевизионных передач. Исполнилось то, на что он и надеяться боялся: он вернулся домой! Туда, где студёные, глубокие воды, где дрейфующие ледяные горы, называемые айсбергами. Вернулся, чтобы навсегда остаться среди своих настоящих братьев… «А я ведь, — шевельнулось что-то в уголке памяти, — я ведь должен был… решить… какую-то головоломку… или что-то спрятать…» Однако взгляд его неизменно возвращался к пингвинам. Яркое солнце вывело их из оцепенения, они зашевелились, похлопали крыльями и гурьбой зашагали по направлению к Твинасу.
«Увидели! — обомлел от радости толстяк. — А сейчас идут ко мне поздороваться, братья мои истинные!»
Трясущимся от волнения клювом он выковырял из шлёпанца трубку. Он даст полыхать ей первому, кто скажет: «Будь здоров, брат, наконец-то ты среди своих. Тебя, случайно, не Твинасом зовут, проницательный сыщик и любитель трубки? Добро пожаловать в нашу компанию!»
Пингвины были уже совсем близко, они вышагивали враскачку, такие дородные и степенные, только перья сверкают, как чешуя у карпа, а глазки глядят из-под белых бровей на Твинаса, вернее, сквозь Твинаса.
— Братцы, подойдите ближе, не бойтесь… братья мои, — пригласил Твинас, тут же устыдившись: с какой стати они должны бояться какого-то увальня? И бедолага сыщик присел как можно ниже, чтобы хоть как-то заслонить драный шлёпанец.
— Доброго здоровьичка! — не утерпев, поздоровался Твинас.
Однако его приветствие осталось без ответа. Пингвины были уже рядом. Вблизи они выглядели ещё степеннее и суровее. «Неужели оскорбились, что я не слишком почтительно с ними поздоровался?» — подумал Твинас и снова громко обратился к пингвинам:
— О настоящие императорские пингвины! Примите скромное приветствие от игрушечного королевского братца!
И снова нет ответа. Вот пингвины уже от Твинаса всего в двух шагах. Они наползали стеной, плечом к плечу, словно намереваясь растоптать его. Перепуганный Твинас попятился назад, а они шли прямо на него.
— Братья, — сипло пробасил Твинас, — остановитесь!.. Затопчете!
Как вдруг… Ему показалось, что пингвины стали прозрачными — будто сотканными из воздуха! Твинас недоуменно сел, и в то же самое время сквозь него проскользнул отставший от группы пингвинёнок.
«Что, если это я сам, — размышлял Твинас, — при падении лишился телесной оболочки? А вдруг я теперь из воздуха, как дух? Сейчас проверим». И он похлопал себя по животу чашечкой трубки с такой силой, что взвизгнул от боли. «Я такой, как обычно, — успокоился Твинас. — И всё равно ничего не понимаю. Сплошные загадки! Но так или иначе, опасаться мне нечего!»
Выяснив это важное обстоятельство, Твинас проворно встал и заковылял следом за императорскими братьями. Обогнал одного-другого, он даже задел кого-то крылом, а тот ничего не заметил. Но тут ни с того ни с сего раскудахтались невидимые куры! Затем застучал клювом дятел! А потом начала звучать органная музыка, загудели колокола, затрубила труба…
«Трубки морёные!» — застыл в изумлении Твинас.
Солнце камнем плюхнулось в океан, а океан сузился до размеров пруда, и тогда айсберг раскололся пополам. Совершенно обезумев, толстяк сыщик едва успел затолкать трубку в шлёпанец и, загребая крыльями, заскользить на животе подальше от расползающейся трещины.
Только почему, ну почему он не удаляется, а приближается к трещине? Ох, вот-вот провалится… Бедняга сорвался, провалился в чёрную бездну — всё, конец!
И тут он почувствовал, что продолжает стоять на серой равнине, рядом с белеющей на земле перчаткой. Пингвин схватил её и напряжённо посмотрел вдаль.
А вдруг «Серебряная птица» уже улетела? Ведь непонятно, сколько времени пробыл Твинас в стране айсбергов, может — целую вечность?
При виде серебристого носа космического корабля у Твинаса словно камень с души свалился. Он вспомнил, что раскрыл тайну кубика и пошёл к «Серебряной птице», заметив, что из открытой двери корабля по-прежнему свисает тонкая рука. И почему он совсем не огорчён, что вернулся? Почему ему ни капли не жаль покидать дрейфующий айсберг и своих императорских братьев? Он даже рад, что страна его грёз лопнула как мыльный пузырь и он снова займёт своё кресло на «Серебряной птице»! Трубки морёные! Ещё одна головоломка, а он и так постоянно ломает голову над разными тайнами.
Схватка с роботом
Огромное щупальце-насос нацелилось на Кадрилиса, который держал в лапе последнюю не насаженную на штырь ручку. Пойманный на месте преступления, заяц стоял, будто соляной столб или кролик, загипнотизированный удавом, который вот-вот проглотит жертву… Кадрилис забыл обо всём на свете, не помнил даже волшебного слова, он пришёл в себя, лишь когда робот с шипением высосал из его лап злополучную ручку, она пролетела по воздуху и скрылась в широкой пасти шланга. Кадрилис оглянулся в надежде на помощь. Но единственное, что он увидел, — это глазищи сидящей поодаль Лягарии, круглые, как крышки кастрюли. Видно, она заметила розовый свет и робота и примчалась поглядеть, чем всё кончится для Кадрилиса, а главное, для её саквояжа.
