В отсутствие собеседников я научился разговаривать с моей машинкой. Чаще всего я увещевал ее, пеняя ей на ее щербатость, но здесь я, конечно, кривил душой, выговаривая ей всяческие нелицеприятные вещи. В чем она была виновата? В том, что каждый вечер, перечитывая написанное за день, я в ярости рвал листы и раскидывал их по комнате? В том, что я постепенно сходил с ума в безумной погоне за совершенством? В том, что мне больше некому было адресовать проклятия и ругательства, потому что Господь, зажав пальцами уши, давно отвернулся от меня?
«Да! — кричал я. — Сука! Вот Ты кто, Господи! Ты, дающий Все одним, и Ничего — другим! Ты несправедливый мудак после этого, и я отказываюсь в Тебя верить!»
Однажды, находясь в крайней степени отчаяния, я схватил машинку и, оторвав ее от пола, бросил в стену. Соседи злобно застучали с той стороны. Я это принял как знак, но все равно еще долго не мог успокоиться. Попинав искореженный инструмент и разбив в кровь ступню, я принялся за ремонт. Я плакал от боли и обиды, выправляя заклинившую каретку и выпрямляя рычаги литер. «Я больше не обижу тебя, — твердил я сквозь слезы, хлюпая сопливым носом. — Гадом буду, девочка моя», — причитал я.
Через неделю я выкинул ее с балкона, едва не убив семью, возвращающуюся из похода в «Макдональдс». Потом сидел, убитый и раздавленный своей бездарностью, среди вороха бессмысленных стихов под бетховенскую Аппассионату, так любимую Лениным, и у меня не было сил даже на то, чтобы пошевелить мозолистым пальцем.
Это был полный провал. Я решительно ставил крест на всем, что последнее время засоряло мне мозги. Я переоценил свои возможности, потому что их реальная скромность не смогла бы выдержать даже невинного поцелуя, тогда как я замахнулся на вселенский отсос.
Я занес обратно всю мебель. Расставил на подоконнике горшки с цветами. Намочил половичок, нацепил на голову сеточку для волос и сел писать письмо родителям.
Мне было грустно. Эта грусть была такой пронзительной и юной, что у меня дрожала рука.
Здр…вствуйте, …ои люби…ые, ………… и п… п…., — писал я под моцартовский реквием. — Я в…с очень люблю. Т…к сильно, что иногд… …не нестерпи…о хочется броситься с б…лкон…
