– Уж лучше шутить, чем неустанно думать о том, что там сейчас происходит, – простонал я.
Пройдя вдоль рядов, отец задержался на просторной площадке между кафедрой и первыми скамьями.
– Ты безнадежен.
– Я безнадежен? Да это ситуация совершенно безнадежна! Только взгляни на нас: двое взрослых мужчин, которые не нашли ничего лучше, как потренировать свой удар… в то время, когда моя жена умирает на операционном столе.
– Откуда ты можешь знать, что она умирает? – возразил отец.
– А откуда ты можешь знать, что нет? В любом случае я ничем не могу помочь ей! Так на что мне надеяться? Мне и всем нам? – Я в изнеможении прислонился лбом к спинке передней скамьи.
Отец смотрел на меня со своего места у кафедры, ритмично покачивая клюшкой.
– И я когда-то так думал, – заметил он.
– Знаю. Не забывай, я прочел твой дневник.
– Верно. – Еще крепче ухватив клюшку, он сделал пробный взмах. – Знаешь, в чем твоя проблема?
– Нет, – честно признался я.
– Ничего страшного, это риторический вопрос. Проблема заключается в твоей позе. Я уже давно заметил, что ты стоишь слишком прямо во время замаха. А потом еще поднимаешь голову, перед тем как ударить. Хороший игрок голову держит опущенной, а колени согнутыми.
– Ну, меня-то хорошим игроком не назовешь, так что мне это без разницы.
Отец поморщился.
– Не исключено, что тебе не удается стать хорошим игроком как раз потому, что ты не соблюдаешь два эти правила.
– Это и есть тот бесценный урок, ради которого ты притащил меня сюда?
– Верно подмечено, – усмехнувшись, Лондон предложил мне подойти поближе. Хоть я и не видел смысла в происходящем, однако послушно зашагал по центральному проходу. Отец передал мне драйвер, и я привычным жестом ухватился за гладкую рукоять. Для начала я сделал несколько пробных замахов, каждый раз неуклюже цепляя клюшкой ковер.
– Ну как? – спросил я.
– Неплохо, – поднявшись на кафедру, отец включил маленький микрофон. – Но ты до сих пор напоминаешь мне рыбину, которую только что вытащили из воды, – голос его эхом разнесся по пустой часовне. – Согни как следует колени и уже потом бей. Ты же пришел сюда не дрова колоть!
Я слегка присел и махнул клюшкой.
– Уже лучше, – одобрительно кивнул отец, – но чуть больше гибкости тебе явно не помешает. И не забудь: все это время голова должна быть опущена, пока сила маха сама не поднимет ее вверх.
– Признайся, тебе просто нравится слышать, как твой голос звучит в микрофон?
Отец проигнорировал мое замечание.
– Голова опущена. Колени согнуты. Мах клюшкой!
Я еще раз двинул клюшкой, и отец вновь попросил меня присесть чуть больше.
– Поверь мне, сынок, так будет лучше. Поначалу это может показаться неестественным, но в итоге пойдет тебе только на пользу.
– Еще больше? – спросил я, наклоняясь так низко, как только мог.
– Больше.
– Да ты шутишь! – не выдержал я. На тот момент я практически сидел на корточках. Чуть ниже, и я просто опущусь на пол!
– Как можно ударить мяч из такой позиции?
Отец вышел из-за кафедры и встал за моей спиной. Мышцы на моих ногах окаменели от напряжения.
– А мне так кажется, это еще недостаточно низко. – Он пихнул меня вперед, и я глухо стукнулся коленями об пол. – Прекрасно, – прошептал Лондон.
Только я хотел спросить, что это за шутки, как увидел, что отец тоже опускается рядом на колени.
– Что ты делаешь?
– Хороший игрок голову держит опущенной, а колени согнутыми, – повторил он свое наставление. – Поначалу это может показаться неестественным, но в итоге пойдет тебе только на пользу.
Я оглянулся, будто только сейчас осознав, где я нахожусь. На стенах висело несколько картин с изображением Иисуса Христа, а над входом в часовню красовался большой деревянный крест. Только тут до меня дошло, что Лондон не случайно выбрал это место для нашей игры.
– Молитва? – скептически спросил я.
– Именно. Выше всего игрок поднимается в тот момент, когда встает на колени. Почему бы не попросить о помощи, когда ситуация выходит из-под контроля? Хоть ты и не можешь быть сейчас рядом с Эрин, ты все равно в состоянии кое-что сделать для нее.
– Ну что я могу сделать? – раздраженно заметил я. – Молитва – пустой звук. Ты, как голодный пес, вымаливаешь у хозяина косточку повкуснее.
Отец неожиданно воодушевился.
– Прекрасная аналогия! Все мы знаем, что собаки любят кости, но порой им нужно попросить, чтобы получить свое лакомство. Умно, ничего не скажешь.
– Я вовсе не это имел в виду.
– Знаю, сынок, знаю, – хихикнул он.
– Правда? Если не ошибаюсь, ты тоже молился в ту ночь, когда умерла мама. И чем все закончилось? – Я попытался встать, но Лондон схватил меня за плечо и удержал на месте.
– Ты прав, – признал он, – я действительно очень долго винил во всем Бога. На самом деле прошло целых двадцать два года, прежде чем я решился вновь обратиться к Нему с просьбой.
Двадцать два? Я быстро прикинул в уме.
– То есть… в этом году?
– В тот вечер, когда ты приехал ко мне домой. После того как я вспылил и выставил тебя за порог.
– Почему вдруг?
– Да я и сам толком не понимаю. Видишь ли, я действительно был не самым лучшим отцом… во всяком случае, после смерти Джессалин. Но когда ты высказал мне все свои страхи и претензии, я понял, что не могу больше оставаться в стороне. Единственное, чего я не знал, – как мне взяться за дело. Тогда-то, отбросив гордость, я опустился на колени и взмолился о помощи.
– И? – затаив дыхание, спросил я.
– Закончив, я быстро встал, выбросил старую бутылку виски, сел в машину и поехал следом за тобой.
Я вопросительно вскинул бровь.
– Ты действительно думаешь, что молитва тебе помогла?
– Я ведь здесь, не так ли? – улыбнулся он.
Я взглянул на большой крест у себя над головой и подумал о тех страданиях, которые пришлось пережить человеку, распятому некогда на похожем кресте. Мои собственные переживания не шли ни в какое сравнение с его муками. Потом перед глазами у меня всплыл образ Эрин, согнувшейся чуть ли не пополам в приступе боли, с кровавым пятном, разрастающимся прямо на глазах. А вот она лежит на каталке в палате «Скорой помощи» и смотрит на меня с невыразимой печалью. Ей только что стало известно, что ее долгожданный малыш может так и не появиться на свет.
– Даже если Он действительно существует, откуда мне знать, что Он меня слышит? – тихо спросил я.
