Книга Мои странные мысли - Орхан Памук

Мустафа-эфенди. Я не поверил, когда услышал, что Мевлют ходил на свадьбу Коркута в Стамбуле. Новость эта огорошила меня. Сейчас я еду в Стамбул на автобусе, он покачивается, а моя голова то и дело ударяется о холодное стекло. Хоть бы мне совсем не ездить в Стамбул, думаю я, хоть бы шагу не делать никуда из деревни.

Вечером в начале октября 1978 года, незадолго до того, как наступили холода и начался сезон торговли бузой, Мевлют пришел домой и обнаружил, что дома в полной темноте сидит отец. В большинстве окрестных домов горел свет, так что Мевлюту и в голову не пришло, что у них может кто-то быть. В первую минуту он испугался, решив, что в доме вор. Затем он испугался отца, который, должно быть, уже узнал о том, что он ходил на свадьбу. Скрыть это от Мустафы-эфенди было совершенно невозможно, все, кто ездил из деревни на свадьбу – на самом деле почти вся деревня, – доводились друг другу родственниками. Наверняка отца злило еще больше то, что Мевлют отправился на свадьбу, понимая, что Мустафа-эфенди сразу же узнает об этом.

Они не виделись два месяца. На такой долгий срок отец с сыном еще никогда не расставались с того момента, как Мевлют впервые приехал в Стамбул девять лет назад. Мевлют знал, что, несмотря на все прихоти и придирки отца, несмотря на все их бесконечные легкие раздоры, они с отцом являются друзьями и напарниками. Однако он уже был сыт по горло устанавливавшимся чуть что грозным молчанием отца и взрывами гнева.

– Ну-ка, поди сюда!

Мевлют подошел, ожидая, что отец ударит его. Но тот не ударил. Вместо этого он указал ему на стол. И только тогда Мевлют разглядел в полутьме пачки с купюрами по двадцать немецких марок. Интересно, как это отец нашел их в матрасе?

– Кто дал тебе это?

– Я сам заработал.

– Как ты смог заработать столько денег?

Отец клал все скопленные деньги в банк, однако инфляция быстро превратила банковский вклад в ничто. Несмотря на это, отец упрямо отказывался признавать, что его небольшие сбережения растаяли, и продолжал складывать все на банковский счет, не желая хранить деньги в иностранной валюте.

– Здесь не очень много денег, – сказал Мевлют. – Всего тысяча шестьсот восемьдесят марок. Кое-что еще с прошлого года. Я скопил их, продавая йогурт.

– Ты спрятал от меня деньги. Ты лжешь мне? Ты что, замешан в чем-то недостойном? В чем-то запретном?

– Клянусь, я…

– Ты уже как-то поклялся, что не пойдешь на свадьбу.

Мевлют смотрел перед собой и чувствовал, что отец вот-вот его ударит.

– Не смей больше бить меня, – сказал он. – Мне уже двадцать один год!

– С чего это?! – взревел отец и ударил Мевлюта.

Мевлют успел поднять руку, чтобы закрыть лицо, и удар пришелся ему по руке. Отец тоже почувствовал боль от удара, но от этого рассвирепел еще больше и два раза сильно ударил Мевлюта в плечо.

– Вон из моего дома, негодяй! – закричал он.

Сила еще одного удара оттолкнула Мевлюта. Он упал на кровать, а затем свернулся на ней калачиком, как в детстве. Он лежал спиной к отцу, его била дрожь. Отец решил, что Мевлют плачет, а Мевлют решил его в этом не разубеждать.

Мевлюту хотелось немедленно собрать вещи и уйти из дома (представляя эту сцену, он воображал, что отец тут же пожалеет обо всем и будет пытаться его удержать), но в то же время боялся вступить на путь, возврата с которого нет. Если он хочет уйти из этого дома, то уходить нужно не сейчас, в гневе, а утром, успокоившись и хорошенько все обдумав. Теперь Райиха была единственным светлым пятном в его жизни, дарившим надежду. Ему нужно было где-то побыть одному и подумать о письме, которое он собирался написать ей.

Долгое время Мевлют лежал без движения. Он думал, что если встанет, то стычка с отцом может продолжиться. Если это повторится и отец снова его ударит, то оставаться дома будет невозможно.

С кровати Мевлют слышал, как отец вышагивал по комнате, как налил себе сначала стакан воды, потом стаканчик ракы, а затем закурил. За девять лет, которые Мевлют провел здесь, и особенно в школьные годы, он привык слышать легкий шум, связанный с присутствием отца в доме, его тихий разговор с самим собой, его дыхание, кашель и храп по ночам, и это вселяло в него чувство защищенности и покоя. Но теперь он больше таких чувств к отцу не испытывал.

Уснул он прямо в одежде. В детстве он любил засыпать в одежде, если бывал за что-то наказан и побит отцом, если долго торговал на улице и очень уставал, а еще когда долго учил уроки.

Когда утром он проснулся, отца дома не было. Он сложил в свой маленький чемодан, с которым ездил в деревню, свои носки, рубашки, бритвенный станок, пижаму, свитер и тапочки. Он удивился, когда увидел, что чемодан остается наполовину пустым после того, как он сложил туда все свои вещи, которые хотел взять с собой. Он обернул пачки денег, лежавшие с вечера на столе, старой газетой, сложил в полиэтиленовый пакет, на котором было написано «ЖИЗНЬ» и положил в чемодан. Когда он покидал дом, то не испытывал ни страха, ни угрызений совести, а лишь свободу.