Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
А теперь, собственно, история.
Однажды наш студент, бродя институтскими коридорами, столкнулся с Нею. В этот раз страсть явилась к нему в виде могучих ног студентки выпускного курса из города Вологды: это были ливанские кедры с округлыми солнцами-коленями, увенчанные остальным телом. Когда прекрасноколенная вологдчанка уселась на подоконник с книгой и ее полные колени замаячили перед глазами нашего несчастного студента, он был окончательно повержен! Он знал, как трудна любовь с периферийной студенткой. Но он бросился в пожар. Неделя прошла в тщетных ухаживаниях. В глубине души он надеялся, что привыкнет наконец к этим удивительным ногам, что страсть его поутихнет, но! Но когда они (эти ноги) шли по коридору, – клянусь, они фосфоресцировали! Что творилось тогда с несчастным: его глаза блуждали, рот был полуоткрыт, лицо сведено нежной судорогой! Короче – страсть! Страсть, которой так страшатся периферийные девушки!
Но судьба всегда благоприятствует влюбленным: несколько анекдотов, несколько решительных вылазок (с успехом отбитых противником), атмосфера общежития, бесконечные рассказы подруг о своих амурах и, наконец, отсутствие вологодской матери – и вот уже пошли свидания! И вот уже бешеная борьба то в пустой комнате общежития, то на траве лесопарка Сокольники и т. д., и т. п.! И вот уже знакомая беседа:
– Ну, поклянись: ничего не будет…
– А ты сними только это…
Ну, далее все известно! И вот студент уже вступил в обладание прекрасными вологодскими ногами.
Но ничто не длится вечно для Дон Жуана! Новая зарубка на никелированной кровати в общежитии уже была сделана (так он наивно считал свои победы). И тотчас вологодские ноги перестали фосфоресцировать. Толстые ноги – и все.
Потому что – появились две груди, две могучие груди студентки из города Костромы. Что делать: только на периферии и осталось здоровье. Только там, на прекрасной природе, возрастает обилие.
А далее идет история с новой пассией (см. историю с предыдущей). Надо сказать, что костромская любовь несколько оживила и его чувство к вологдчанке. И теперь наш студент начал «полеживать» с обеими великолепными провинциалками. Естественно, долго это продолжаться не могло, тем более что обе жили в одном общежитии. И однажды во время ночных бесед наши героини выяснили ситуацию. Провинциальность не позволила им насладиться выгодами своего положения (они не читали «Декамерона», что делать!). Более того, справедливому гневу юных (и, добавлю, чистых) дев не было предела.
Прекрасноногая вологдчанка простодушно предложила инсценировать изнасилование и засадить обидчика в тюрьму. Но прекрасногрудая костромичка была похитрее…
Короче, однажды наш студент решил провести очередную ночь рядом с прекрасной грудью костромички. А дело происходило, как всегда, в квартире ее подруги.
После того как страсть была удовлетворена и наш Дон Жуан отдыхал от любви, он внезапно почувствовал на лице платок с эфиром. Точнее, ему грубо сунули платок из темноты.
Когда он очнулся, в комнате никого не было. Горела лампа, а на столе лежала записка от костромской Юдифи: «Можешь оставаться здесь до утра. Уходя, захлопни дверь. С приветом». И шли подписи… обеих провинциалок.
Только когда студент спустил ноги с кровати – он почувствовал острую боль. От этой боли и ужаса он покрылся потом. Затем медленно опустил руку – и в темноте нащупал свежий шов.
Провинциалки всегда хорошо учатся, и та, из Костромы, готовилась стать отличным хирургом. Операция была сделана безукоризненно – его кастрировали по высшему классу.
Может ли пожарник быть без шланга, ключник без ключей?
Я привел только первые примеры, пришедшие в голову. Может ли Дон Жуан жить без…?
Он висел в ванной, лицом к зеркалу, прикусив язык. Он был из Одессы, из веселого южного города, где ценят шутку. Видимо, он понял весь комизм ситуации – и напоследок успел показать себе в зеркале – язык!
Васька Сталин
Однажды ночью, в конце пятидесятых, мы здорово выпили с другом. Естественно, надо было добавить, но рестораны в этот час уже закрыты. Куда ехать? Ясное дело, на вокзал к таксистам: у них всегда водка. И вот тогда-то мой друг сказал:
– На хрена нам на вокзал? Айда к Вальке! (Имена я, естественно, заменяю.)
Приехали в какой-то переулок, входим в какую-то квартиру. Вижу: идет типичная пирушка торговых работников. В центре – красивая дебелая бабища, справа от нее – аккордеонист, слева – юркая, худая, некрасивая, большеглазая. Но через пять минут я понял: некрасивая да большеглазая держит стол, она здесь главная.
Это и была Валька.
Ну, сначала поддали мы с другом, а потом я уже совсем осмотрелся, огляделся. Гляжу: на стенах развешана куча удивительнейших фотографий. На одной – сам Вождь и Учитель. Причем без кителя, в одной рубашке, с детьми, в самой неофициальной обстановке. На другой – опять Вождь и Учитель! И тоже чуть ли не в пижаме! Нигде никогда я не видел таких его фотографий.
Под утро выметаемся мы с другом ситным на улицу, а Галька, пардон, Валька… в дверях машет и орет моему корешу:
– Вот этого всегда приводи!
То есть меня: значит, понравился я ей.
Идем в весеннем рассвете. Спрашиваю корешка:
– Кто такая будет эта Валька?
А он только смеется:
– Это и есть главная Васькина женщина.
Все мы тогда знали, кто такой Васька.
Отец и Учитель у нас был один, и сын Васька у Отца и Учителя тоже был один.
Короче, узнаю я Валькин телефон у друга моего – и на следующий же день к Вальке снова. И опять – веселье, аккордеон. Ну-с, далее пропускаю…
Но одну историю, которую она мне тогда рассказала (правда или нет, уж не знаю – дело пьяное), короче, вот эту самую историю, как я слыхал, так и перескажу.
Значит, Вальке слово.
«Васька любил меня одну. Все эти его актерки, пловчихи, певицы – тьфу! (Она сказала другое слово.) И что б ни случилось, с кем бы он ни был – все равно ко мне возвращался. Стучит посереди ночи:
– Открой! Открой! Арестую! Открой! Убью! Открой, миленькая лапочка! Открой, сука!
И ведь открывала! Кто был – тех выгоняла, а ему открывала, черту рыжему.
И вот как-то, году в сорок пятом, как раз кончалась война, – стук в дверь. Открываю: стоит летчик знакомый – назовем его Иван Петров. Красавец, герой, полковник. Говорит:
– Велено доставить тебя в Германию к хозяину.
Я говорю:
– Когда собираться?
Он:
– Сейчас же.
И ведь вся заволновалась! Ах он, сволочь рыжая, а все ж таки муж. Потому что только его я мужем своим и считала. Но гляжу я на Петрова, а Петров – высокий, ладный, в орденах, и все при нем. Я и говорю Петрову:
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 42
