Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
Неизбежным следствием постигшего его удара было то, что он снова очутился перед прежней задачей, причем с ужасом заметил, что от того, во что он верил еще вчера, не осталось буквально камня на камне. Как мог он поверить какой-то дикарке, рассказавшей ему неправдоподобную историю! А ведь это было единственное доказательство, на которое он опирался. Даже предположив, что Жульетта не солгала бы на краю могилы, – кто мог ручаться, что Дина не выдумала всей истории ради Шоншетты? Итак, его всю жизнь обманывали: сперва жена, потом Дина, теперь дочь.
Эта мысль ужасала, мучила: Дюкателя; он передумывал ее сотни раз, подобно раненому, бессознательно бередящему свои раны, и наконец, ему стало казаться, что чьи-то железные пальцы сжимают его мозг, который стал жечь его голову, как расплавленный свинец. Он готов был кричать от боли. И тогда им овладело страшное возмущение против жестокой судьбы, обратившей в муку две единственные привязанности, которые он чувствовал во всю свою жизнь; он почувствовал страшную жажду мести, мести, которая поразила бы Шоншетту в самое сердце. Бросив в огонь нежное письмо, которое он написал ей за несколько минут перед тем, он набросал на чистом листе несколько слов, надписал на конверте адрес и позвонил.
– Снесите это на почту! – приказал он Нанетте.
Глава 23
Путешествие Шоншетты и Жана промелькнула для них быстро и незаметно, как сон. В вагоне их приняли за новобрачных, совершающих свадебную поездку. За час до Кемнэра они остались вдвоем. Уже совсем стемнело. Слабый свет лампы, освещавшей купе, напоминал им комнату в Супизе; повинуясь безотчетному порыву, они бросились друг другу в объятия, и их губы слились в страстном поцелуе. Потом они откинулись на спинку дивана, дрожащие, обессиленные, близкие к обмороку. Мерно стучали колеса, поезд безостановочно уносил их вдаль, и в этом ощущении быстрого движения было какое-то острое наслаждение, опьянявшее их еще сильнее, чем поцелуи, ласки и объятия, которым они в течение всего остального пути отдавались без конца.
В Кемпэре начальник станции спросил Жана:
– А вы не встретили вашей тетушки, месье д'Эскарпи?
– Как могли мы встретить ее? Разве она не здесь?
– В том-то и дело, что вы с нею встретились, но не видели ее, потому что поезд мчался слишком быстро. Она уехала в Париж в четыре часа сорок девять минут.
– В Париж! – повторил пораженный Жан. – Вот удивительное происшествие! Слышите, Шоншетта? Тетя Марта уехала!
Шоншетта не отвечала, охваченная радостной дрожью: с самого бегства из Супиза она жила в каком-то сладком сне, и теперь у нее явилась надежда, что вследствие отсутствия тетки это пробуждение наступит еще не скоро. О последствиях своего поступка она в данную минуту не хотела думать; она хотела только одного – быть вдвоем с Жаном сегодня, завтра, всю жизнь!
Они взяли карету и поехали в Локневинэн. Глубокий мрак окутывал окрестности, Шоншетта дремала; Жан смотрел в темноту и мучился угрызениями совести. Остаться в Локневинэне вдвоем с Шоншеттой, принять на себя всю ответственность за похищение девушки – эта мысль приводила его в ужас. До сих пор их внезапное бегство можно было считать легкомысленной выходкой, – такие вещи иногда прощаются молодости; но провести ночь вдвоем с этим ребенком, под одной крышей, – этим можно было навсегда погубить репутацию девушки. Но отступать было уже поздно!
В Локневинэне путешественников встретил один Виктор. Ивонна уехала со своей госпожой, вызванной телеграммой в Бонн, к умирающей сестре. Энергичная старушка, не теряя ни минуты, собралась и уехала, оставив Жану успокоительную записку. Виктор очень обрадовался приезду Шоншетты.
– Ах, дорогая мадемуазель, – сказал он, провожая Шоншетту в ее прежнюю комнату, – так ваш батюшка-все-таки согласился? Если бы вы знали, как мы все за вас молились! И как это хорошо, что вы приехали вместе с мсье Жаном, как жених с невестой! А мадам даже не предупредила нас! Впрочем, это не удивительно: сегодня утром бедняжка была так встревожена телеграммой!
Шоншетта слушала его с некоторым смущением, но не стала разубеждать, решив, что, может быть, и лучше, если в Локневинэне их будут считать женихом и невестой. Она объявила, что устала и хочет сейчас же лечь спать. Прощаясь и пожимая друг другу руки, и она, и Жан оба почувствовали, что в их счастливом настроении зазвучала грустная нотка.
Через час все обитатели маленького замка мирно спали, за исключением Жана, который сидел у своего стола, закрыв лицо руками, погруженный в мучительные, размышления. Чем больше он раздумывал, тем безвыходнее представлялось ему его положение. Как поступит теперь отец Шоншетты, ввиду такого дерзкого нарушения его прав? Какие безумные идеи могут зародиться в его больном мозгу под влиянием такого удара? Оставалась одна надежда: скрыть все от Дюкателя, пока не удастся придумать какой-нибудь выход.
Жан во всем этом обвинял почти исключительно одного себя; Шоншетту он оправдывал: влюбленная женщина, почти ребенок, всегда слепо отдается своему чувству; но мужчине нет оправдания, если он не думает за двоих. Притом у него были причины, неизвестные Шоншетте, которые должны были удержать его: ведь она не знала подробностей первого свидания между ее отцом и Жаном, не слышала разоблачений мадам Бетурнэ, не подозревала о тайных узах, связывавших ее судьбу с судьбой Жана. Зная все это, она, конечно, не согласилась бы покинуть Супиз. А он все, все забыл, и только потому, что это дитя сказало ему: «Люблю!»
Теперь, когда присутствие Шоншетты не смущало его, к Жану опять вернулись тяжелые сомнения. Вспоминая о сегодняшнем путешествии по пустынным равнинам Савиньи и Авора, он подумал, что где-то среди этих безбрежных полей, сливающихся с неведомым горизонтом, умер Марсель де Моранж; они, может быть, проехали совсем близко от места его смерти. Жану припомнилось страшное название одной местности: Перекресток Мертвеца, и в его разгоряченном воображении встала картина самоубийства: он увидел своего отца с револьвером, приставленным к виску, падающего у ограды кладбища, смутно белеющей в вечернем сумраке. Нет! Его отец не мог выбрать это место для самоубийства. Он, наверно, застрелился у себя в комнате, заперев предварительно все двери. А герой легенды, этот Мертвец Перекрестка, – просто какой-нибудь крестьянин, которого нашли повесившимся на дереве.
Но тайна осталась тайной. Жан держал в руках звенья разорванной цепи, однако, как бы он ни старался, ему никогда не удалось бы опять соединить их. Даже все известные ему факты противоречили друг другу: если его отец покончил жизнь самоубийством, то, что означал ужас Дюкателя, когда ему привиделся покойник? И для чего этот уговор матери и жены хранить тайну прошлого? Здесь могло быть только одно объяснение: Дюкателю были известны какие-нибудь факты, позорившие честь Марселя де Моранжа и давшие отцу Шоншетты возможность принудить его к самоубийству. Такое предположение оправдывало и поведение сумасшедшего, и стремление родных Марселя де Моранжа скрыть истину; но Жан не мог допустить мысль, чтобы на памяти его отца лежало какое-нибудь пятно.
Ночь наступила, а д'Эскарпи все еще ломал голову над разгадкой тайны. Вдруг он вскочил: в отсутствие тетки он – хозяин в замке. Если предположить, что в запертой комнате его бабушки находятся какие-нибудь следы прошлого, может быть, какое-нибудь письмо. В последние две недели Жан не раз пытался уговорить тетку Бетурнэ дозволить ему розыски, но она всякий раз отвечала:
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 41
