Когда началась посадка, служба контроля захотела увидеть мою визу и прочие документы — которых у меня, естественно, не было. Прикосновение к их душам сняло все вопросы. Зайдя на борт вместе с остальными пассажирами и заняв свое место, я подумал, не трахнуть ли одну из стюардесс в туалете, чтобы немного скрасить скучный полет, но настроения не было, и я продремал в своем кресле все шесть часов, пока мы добирались до Эленгарда.
Я прибыл в ШАД ранним вечером. На пороге кабинета директора меня остановила секретарь.
— Дильгерт? Вы рано.
— В каком смысле?
— Герр директор ожидал вашего прибытия не раньше завтрашнего дня. Он просил вас подождать, если вы все-таки прибудете раньше.
— А где он?
— На саммите ВЕК в Женеве.
— И как давно он там?
— Не знаю, — секретарша пожала плечами. — Его не было в школе уже неделю.
— И он позвонил вам и попросил предупредить о том, что задерживается, если я прибуду раньше него?
— Совершенно верно.
Я освободил ее от оков обычной жизни и минут тридцать мучил расспросами. Как ни странно, она не лгала. Она ни на кого не шпионила, и честно исполняла свои обязанности. Я заставил ее забыть о случившемся и позволил вернуться к привычному миру. Несколько минут я наблюдал, как она сидит на своем месте, тупо уставившись в никуда. Когда я отпускаю человека, он не сразу опутывает себя цепями, к которым привык с детства. Некоторое время он пребывает в совершенно инертном, растительном состоянии, пока привычный мир присасывается к нему, как пиявка, возвращая способность мыслить и принимать решения.
Я слегка присвистнул, и она дернула головой, выходя из транса. Непонимающе посмотрела вокруг себя.
— Что?.. Что случилось?
— Ничего. Вы, кажется, о чем-то задумались, фрау Эриксон.
Она подозрительно посмотрела на меня и я улыбнулся ей так доброжелательно, как только мог.
Я поискал Бьянку, но не нашел. Ее комната имела нежилой вид — исчезли все личные вещи, шкафы пустовали. Герр Рихтер и ее отправил на другой край света? Я заглянул к ее соседке — двенадцатилетней карлице с огромной головой и коротенькими ручками и ножками, умеющей управлять погодой во сне. Говорила Фрейя невнятно, и ходила с большим трудом.
Она сидела за компьютером и изучала какой-то текст, когда я вошел.
Напряженный взгляд и затаенный страх в глубине глаз. Ничего хорошего от меня она не ждала.
— Ты не знаешь, где Бьянка? — Спросил я, стараясь, чтобы вопрос прозвучал мягко.
— Она уехала, — сообщила карлица. — Теперь у нее своя квартира и машина. Даже личный водитель есть.
— Ничего себе. Что это она так вдруг? Она же тут хотела пожить еще год или два.
— Герр Рихтер настоял, когда ты уехал. И Виту тоже квартиру дали. Сейчас готовятся переселить еще и тех, кто младше вас на год или два.
Я задумчиво кивнул. В этом была определенная логика. Если школе грозила опасность, было осмысленно отселить хотя бы часть учеников — чтобы в случае теракта не погибли сразу все. Я сжал челюсти. Если это война — а это война — то почему мы только обороняемся? Противник наносит удар за ударом, а мы терпим и лишь стараемся минимизировать потери. Так войну не выиграть. А ведь директору стоило просто назвать мне имя и подсказать как найти того, кто все это устроил. Меня бы никто не остановил. Я бы сжег дотла город, в котором окопался ублюдок, но добрался бы до него — так или иначе. И мы жили бы дальше спокойно — также, как жили до того, как начались все эти покушения.
Я уже собрался уходить, когда Фрейя сказала:
— Она скоро сюда приедет.
— Кто? Бьянка? Почему?
— Она просила меня позвонить ей, если ты появишься в школе.
— И? Ты позвонила?
— Да.
— А она?
— Сказала, что скоро будет.
— Я ей для чего-то нужен?
— Она не сказала.
— Ладно. Спасибо за информацию.
Я закрыл дверь и вышел в коридор. С момента нашего предыдущего разговора Фрейя стала говорить намного лучше. Почти не шепелявила и не глотала звуки, как раньше. Впрочем, мы с ней и разговаривали-то всего раз, года три назад, когда ее только привезли сюда. Я увидел, как она катится в инвалидной коляске, как едва говорит и спросил, не хочет ли она умереть? Зачем жить уродом? Я мог бы убить ее быстро и безболезненно. Фрейя разревелась. Бьянка накинулась на меня, обозвала придурком и потребовала, чтобы я не лез к карлице и забыл про свою идиотскую идею помочь ей умереть. Мол, калеки такие же люди как и мы, ничем не хуже, им надо помогать, а не обижать — и так далее, и тому подобное, длиннющая гневная речь, целиком состоящая из гуманистического бреда. О карлице я действительно забыл, в очередной раз поразившись тому, что отчего-то не хочу ни убивать, ни калечить человека, смеющего что-то от меня требовать и читать нотации.
Я немного побродил по школе, а затем сел на скамейку в парке. Лето, вечерняя прохлада, скамейка, укрытая в тенях деревьев, шум листвы… Мне было приятно находиться здесь, и я не заметил, как пролетело время до появления Бьянки.
Когда я ощутил ее присутствие в школе, то удерживал внимание на этом ощущении до тех пор, пока она сама не почувствовала меня, прекратила поиски моей персоны в жилом корпусе и спустилась в парк.
— Привет. — Она села на скамейку рядом.
— Привет. Тебе было что-то нужно или ты так просто приехала?
— Так просто. Герр Рихтер сказал, что у школы какие-то неприятности, из-за которых ты должен уехать. Ты мне расскажешь?
— Я сам ничего не знаю, кроме того, что кто-то пытается убить меня. Снайпер, взрыв в поезде, военный робот на крыше, а теперь еще и эта история с Китаем…
— Какая история с Китаем? — Она недоверчиво посмотрела на меня.
— Ты вообще телевизор смотришь?
— Смотрю, но… Подожди, ты хочешь сказать, что этот термоядерный взрыв — это из-за тебя?
— Ага.
Она пару секунд смотрела на меня, а потом рассмеялась, легонько шлепнула меня по руке и отвернулась:
— Да ну, брось. Я чуть не поверила.
— Это правда. Я со своим переводчиком был в эпицентре. Дикая местность, больше никого вокруг нет…
— Это могли быть какие-то испытания… — Неуверенно произнесла она.
— Ага, и именно поэтому арестовали того, кто отдавал приказ.
— Дил… — Она замолчала. Взяла меня за руку. — Я не понимаю, что происходит. Зачем кому-то сбрасывать на тебя бомбу? Это же бред.
— Зачем? Затем, что другие способы оказались неэффективны. Впрочем, — я усмехнулся. — С бомбой у него тоже ничего не вышло.
— У кого «у него»?
