Он посмотрел ей в глаза. Взгляд у него был прямой, требовательный, полный страсти. Потом он повернулся и вышел, оставив ее наедине со своими страхами и сомнениями.
— Ты еще не готова! — всплеснула руками Розмари, с порога окидывая критическим взглядом футболку и джинсы Лиз. Сама Розмари была одета, как всегда, безупречно. В одной руке она держала свое платье в чехле, а в другой — бутылку шампанского. Под мышкой у нее была зажата пухлая косметичка. — А я уже и маникюр сделала. Взгляни, какой цвет. Называется «розовое влечение».
— Что розовое — несомненно, — мрачно кивнула Лиз.
— И вот решила захватить шампанское. Твоя свадьба — повод для самого лучшего. Начнем поскорее.
Лиз закрыла за матерью дверь и уселась за обеденный стол. Медленно отхлебнула остывший кофе. На этом самом месте она просидела всю ночь. У нее не было сил ни двигаться, ни думать.
— Что-то случилось? — спросила Розмари, и на гладком лбу пролегли тревожные морщины.
— Можно и так сказать.
Розмари рухнула на стул рядом с Лиз.
— О боже праведный! Я надеюсь, ты не порвала с Гарри?
— Нет, не совсем. Он хочет жениться на мне.
— И в чем проблема? — удивленно округлила глаза Розмари.
Тяжело вздохнув, Лиз начала рассказывать. Когда-то, в далеком детстве, Лиз, бывало, признавалась матери в каком-нибудь озорстве. Так и теперь, словно маленькая девочка, она виновато рассказала про их с Гарри розыгрыш, и как ситуация вышла из-под контроля, и как в конце концов Гарри сам перечеркнул договор.
— Ох, ну это еще не самое страшное, — облегченно вздохнула Розмари. Главное, что вожделенный зять не сорвался с крючка! — Все будет хорошо.
— Откуда тебе это знать? — неуверенно спросила Лиз.
— Но ведь это ясно как божий день. Ты его любишь, и он тебя любит.
— Откуда тебе это знать? — упрямо повторила Лиз.
— Ты ведь сама всегда говоришь, что более опытного специалиста по проблемам брака, чем я, не найти. Я всегда чувствую, что хорошо, а что плохо. Так вот, ваш с Гарри брак будет идеальным.
— Ой, мама. Не знаю.
Лиз с отчаянием запустила пальцы в растрепанные волосы.
— Ну сама подумай, детка: если бы ты его не любила, разве ты бы мучилась сейчас, не зная, как смягчить для него удар? Ты бы просто отказала, и все.
— Может быть. Нет, конечно, он мне небезразличен.
Розмари засмеялась, откинув назад голову.
— Небезразличен! Я что, не видела, как ты на него смотришь? А он с тебя тоже глаз не сводит. Да в вас столько огня, что впору вызывать пожарных.
О-о, значит, эти искры — не плод ее воображения! Другие тоже заметили. Или все эти люди просто находились под впечатлением их ловкой мистификации? Или Лиз сама себе все это внушила? А теперь у нее такое чувство, что она вот-вот упустит что-то очень важное в жизни. Неужели это важное — Гарри?
Зачем она упрямо закрывает глаза на очевидное? Почему ей страшно признаться самой себе в том, что она тоже влюблена в Гарри? Она не знала ответа.
— Объясни, чего ты боишься? — тревожно спрашивала мать. — Что ты теряешь? Свою независимость? Свой дом? Свою свободу?
Мое сердце, хотелось закричать Лиз. Она сжала в ладонях чашку с кофе, словно надеялась согреть холодные руки. Но кофе давно остыл.
— Неужели ты настолько зациклена на правилах, что будешь до конца следовать договоренности, какой бы абсурдной она ни была?
— Может, и буду.
— Ответь мне на один вопрос. Только честно. Ты боишься стать такой, как я?
Ай да мама! Ей бы самой стать психоаналитиком. Лиз не ожидала от вечно занятой самой собой матери подобной проницательности.
— Наверное, я больше боюсь того, что Гарри окажется таким, как ты, мама. Вдруг ему быстро наскучит его любовь? Может, для него это — лишь эпизод. Знаешь ведь, что про него люди говорят. Он порхает от одной подружки к другой и тут же забывает их имена.
Розмари обняла дочку.
— Скажи, ты действительно веришь во все эти россказни? Или это всего лишь предлог?
— Не понимаю.
— Сдается мне, что дело в твоем отце, — тихо сказала Розмари.
И снова Лиз подивилась ее мудрости и силе духа. Розмари заговорила о глубинных страхах, в которых Лиз и сама себе боялась признаться, загоняя их куда-то в потемки подсознания. Она и теперь не хотела о них говорить.
— Не понимаю, о чем ты, — буркнула Лиз, скрестив руки на груди и словно отгораживаясь от матери.
— У тебя диплом психолога, но это не значит, что ты умнее всех вокруг.
— Что ж, продолжай, — скептически хмыкнула Лиз.
Розмари понизила голос и заговорила со страстной убежденностью.
— Твой отец никогда не умел показывать свою любовь. Произнести «я люблю тебя» было для него настоящим мучением. И ты, к несчастью, точно такая же.
— Для меня это не мучение, — горячо возразила Лиз. Слова матери неожиданно задели ее за живое. — Мне вовсе не трудно произнести… эти слова.
— И что, ты часто их говоришь? — насмешливо спросила Розмари. — И кому же, любопытно узнать?
— Часто, представь себе. Как ты думаешь, о чем я трижды в неделю разговариваю с брошенными детьми в приюте? Так или иначе, я пытаюсь убедить своих пациентов в том, что они не безразличны мне. Если бы они не чувствовали моей любви, мне бы ничего не удалось добиться.
— Хорошо. Готова признать, что это тоже любовь. Но я разговариваю с тобой о других чувствах. То, что ты хороший психотерапевт, еще не значит, что ты умеешь любить.
— Что?!
— Что слышала! Тот, кто любит, находит слова, чтобы показать свою любовь. А ты не можешь. Или не хочешь. Ты напялила на себя эту дурацкую маску, препарируешь живые чувства, рассматриваешь эмоции под микроскопом и никого не подпускаешь близко к себе. Даже меня, свою мать. Только потому, что боишься душевной боли.
— Ну, доктор Фрейд, скажите мне, почему я боюсь душевной боли, — насмешливо проговорила Лиз.
Но насмешливость была показная. Слова матери задели ее за живое.
— Это все из-за твоего отца.
— Мама, он отдалился от меня из-за тебя! Он не хотел больше боли. Ты что, забыла, что бросила его? Тебе попался кто-то побогаче, разве не так?
— Нет, не так.
— Ой, мама, меня-то не надо обманывать. У меня есть глаза и уши. Хотя я была ребенком, я прекрасно понимала, что происходит.
— Ты думаешь, что понимала. Но это не так. Я очень любила твоего отца. По-настоящему. Но он не мог ответить мне такой же любовью. Никогда я не слышала от него слов любви. Поэтому я и ушла от него. Это первая причина. А вторая — та, что у него появилась другая женщина.
