– Сегодня вечером я не могу. – Это было в среду вечером. Марк должен был заехать через тридцать минут.
Корби пожал плечами:
– Для вас дом открыт всегда. В любое угодное вам время можете посетить простолюдина.
Он усмехнулся, глядя, как она таращит на него глаза. Она сказала:
– Завтра?
– Договорились, – ответил он. – Я свободен с полудня. Приходите на чай.
В четверг Эмма работала до полудня. Теперь, когда Соверен приходила и выполняла домашнюю работу, у Эммы было мало забот по хозяйству. Иногда она помогала отцу в работе над его книгой, перебирая газеты или отыскивая в них что-нибудь. Иногда она готовила что-нибудь вкусненькое или просто бездельничала. Иногда отвечала на письма. Но в этот полдень случилось нечто.
Как только Эмма помыла посуду после обеда, Бет постучала в двери кухни.
– Мне надо поговорить с вами, – сказала Бет отрешенно, – о работе для Корби.
Эмма сначала недоумевала, а потом вспомнила. Отец сказал, что она убирается на мельнице. Бет начала:
– Ведь вы же работаете! Не убирайтесь там, пожалуйста! Мне это проще сделать.
– Да там нечего делать, – сказала Эмма. – Корби все сам убирает.
– Это неправильно. – Бет была потрясена. – Кто-то должен заботится о нем.
Корби. не хотел, чтобы ему кто-нибудь мешал работать. А присутствие Бет могло внести нежелательные осложнения. Эмма лгала вдохновенно:
– Я хожу один раз в месяц и мою мельницу сверху донизу.
– Когда? – потребовала ответа Бет, должно быть проверяя.
Эмма вздохнула. Она собиралась на чай к Корби.
– Сегодня, – сказала она.
Ее отец нашел ситуацию забавной. У него был ключ от мельницы, и он, хихикая, протянул его Эмме. Эмма сказала:
– Я бы просто вошла и подождала внутри некоторое время. Но думаю, что Бет может наблюдать за мной через окна. Вряд ли я должна убирать в присутствии Корби. Ты упоминал, сколько он платит мне за уборку, или она думает, что я делаю это из любви к искусству?
– Ты собираешься делать уборку? – спросил отец, продолжая улыбаться.
– Да, если от меня этого ждут, – подтвердила Эмма.
Она не расстроилась, что выпала возможность побыть одной на мельнице. Она не будет смотреть картины, пока не придет Корби. Она не собирается ничего нарушать, но ведь у нее есть свои воспоминания, связанные с мельницей.
В помещении было чисто и достаточно аккуратно. Все так, как хотел бы Корби. Без сомнения, он не поблагодарит за уборку. Она отполировала серые каменные плиты первого этажа, которые выглядели до этого так, как если бы их иногда мыли, но редко полировали. Ей нравилась эта уборка. Вычистив все, она поднялась по железной лестнице, уселась на широком изгибающемся кожаном диване и стала листать газеты. Где-то через полчаса раздался стук в дверь, и она спустилась по лестнице, чтобы открыть. «Кто бы это мог быть? – спрашивала она сама себя. – Хоть бы не Крисси». Она велела отцу не сообщать Крисси, где она. Ей не хотелось больше истерик. Она собиралась попить чай с Корби, посмотреть его картины и поболтать немного. Это было все. И если бы это был Марк или Сара, то же самое она сказала бы и им. Не надо делать шума из ничего.
Это был человек, которого она никогда не видела прежде. Он выглядел старше тридцати, высокий, слегка сгорбившийся, как если бы его голова клонилась книзу в страхе перед потолком. У него были очки в тяжелой оправе, темный костюм, темная фетровая шляпа и темное пальто. Он поздоровался:
– Добрый день. Дома ли господин Корби?
У него был слабый акцент, который Эмма не смогла точно определить. Она сказала:
– Он скоро будет. Он ждет вас? Разве вы не войдете?
– Спасибо. – И он ступил внутрь.
Что ей теперь делать? Предложить ему спиртного, спросить, какое у него дело? Кто бы он ни был, что бы он тут делал без Корби, если бы Эмма не пришла пораньше.
– Меня зовут Клоппер, Феликс Клоппер, – представился он.
– Я – Эмма Чандлер, – в ответ сказала она. – Я живу в «Милл-Хаус». Вы проходили мимо, когда шли сюда.
Он изучал ее, словно пытался прочитать что-то на ее лице. Затем улыбнулся:
– Извините меня. Что-то в вашем лице мне показалось знакомым, но понимаю теперь – я ошибался. Картины – мой бизнес, и был портрет, я его видел, когда был здесь шесть месяцев назад. Не для продажи. Корби сказал мне, что это его соседка. Та же фигура, но светлые волосы. Это были не вы?
– Не я, – сказала Эмма. Гиллиан, конечно. «Интересно, писалось с натуры? – стал мучить ее вопрос. – Гиллиан приходила сюда и позировала, в то время как Корби писал ее портрет, или он писал по памяти? И где этот портрет теперь? Все еще здесь? Вот почему Корби не хотел, чтобы кто-то убирал у него, трогал его холсты?!»
Смотрел ли он на портрет, находясь в одиночестве? Создавалась ли иллюзия присутствия, если смотреть на портрет при неярком свете? Эмма почувствовала прилив гнева и поняла, что ревнует. Золотой призрак Гиллиан часто посещает «Хардич-Хаус». Но как чудовищно несправедливо было то, что он посещает и мельницу!
Глава 8
Высокий смуглый человек, назвавшийся Феликсом Клоппером, прошел к кухне мимо Эммы. Он улыбнулся эскизам на рисовальной доске: разные руки на листе. Сжатые, расслабленные, указывающие, держащие что-то.
– Картины наверху, – сказала она.
– Я знаю. – Конечно. Он только что сказал, что бывал здесь прежде. – Но думаю, я должен дождаться господина Кемпсона.
Это было любезно с его стороны. Если он занимается продажей картин, то его в первую очередь интересуют здесь картины. Но зайти в студию без хозяина – словно рыться в чужих письмах.
Она сказала:
– Я приглашена на чай, но пришла слишком рано. Если я налью себе чашечку чаю, вы составите мне компанию?
– Спасибо. – У него были тяжелые черты лица. На лице виднелись оспины. Проницательные глаза из-за толстых линз очков внимательно смотрели на Эмму.
Она поставила чайник. Она едва скрывала улыбку, потому что в этом своем черном пальто, с черной шляпой в руках, сидящий на высоком табурете, он весьма смешно выглядел.
Она могла представить себе Корби, который, ссутулившись, удобно устроился на этом месте, но Корби не мог носить такое пальто. Она сказала:
– Разве вы не снимете ваше пальто? Тут тепло.
Мельница хорошо сохраняла тепло, толстые стены способствовали этому, и к тому же печь топилась вовсю.
Он сказал «спасибо» снова и снял пальто. Эмма повесила его на спинку стула, а шляпу положила на сиденье и поняла, что выполняет обязанности хозяйки, предлагая чай и светскую беседу. Но вряд ли было удобно сидеть в тишине и глядеть друг на друга.
