Маргарет мягко улыбнулась ему и принялась расставлять шахматные фигуры. Выточенные из яшмы и слоновой кости, они были гораздо красивее всех шахмат, в которые ей приходилось играть.
— Вы хотите играть белыми или черными, Филипп?
— Черными. А вы знаете, как ходят фигуры? Маргарет кивнула с невинным видом.
— О да. Я играю вполне сносно. То есть сносно для женщины.
Филипп нахмурился, выражение ее лица вдруг смутило его. У него возникло беспокойное ощущение, что здесь что-то не так.
Маргарет сделала ход пешкой, и Филипп небрежно сделал встречный ход; внимание его было полностью поглощено едва заметной складочкой между ее бровями. Ему хотелось разгладить эту складочку губами. Покрыть поцелуями это красивое лицо с безупречной кожей. «А потом перейти бы к шее, — размышлял он, бездумно делая ход за ходом. — Прижаться бы губами к жилке, пульсирующей на этой шее, пока…»
— Шах и мат.
— Что? — Филипп оторвался от своих эротических фантазий и посмотрел на доску. Он был потрясен, поняв, что Маргарет права. Она каким-то образом выиграла, и на удивление быстро.
— Это значит, что вы обыграли папу? — Аннабел придвинулась к столику и уставилась на доску. — Но вы ведь взяли у него совсем мало фигур.
— Цель игры не в том, чтобы взять как можно больше фигур, Аннабел. Нужно сделать так, чтобы ваш противник не мог сделать ход королем, — сказала Маргарет, с удовлетворением увидев, что Филипп сконфужен. Как будто она нанесла удар, и не только за себя, но и за всех женщин.
— Я играл невнимательно, — сказал Филипп, который никак не мог взять в толк, как ей удалось выиграть. Он ведь хорошо играет в шахматы. Она не могла обыграть его.
Филипп снова расставил по местам фигуры, решив больше не попадаться в ловушку и смотреть не на Маргарет, а на доску.
Вторая партия отличалась от предыдущей только тем, что Маргарет потребовалось больше времени, чтобы выиграть. Больше, но не намного. Она прорвала его оборону с обескураживающей легкостью.
— Еще раз, — сказал Филипп, твердо решив выиграть. Женщина не должна одолеть его в мужском занятии. В особенности его жена.
Третья партия тоже оказалась довольно короткой.
— Просто не понимаю, — пробормотал Филипп.
— А вы можете научить меня играть в шахматы? — спросила Аннабел.
— Мне некогда, — ответил Филипп.
— Не вы — она. — И девочка указала на Маргарет. А та поспешно опустила голову, чтобы скрыть внезапную радость, вызванную как недоумением Филиппа, так и удовлетворением, которое принесли ей слова Аннабел. А вдруг обучение игре в шахматы приведет к тому, что они станут друзьями?
Филипп вскочил, словно слова Аннабел оказались последней каплей.
— Я опоздаю, — укоризненно сказал он, обращаясь к Маргарет.
— Прошу прощения. В другой раз я буду играть быстрее. Губы у Филиппа сжались, и он направился к двери, задержавшись, чтобы бросить Маргарет приказание:
— Вы обязательно должны находиться в гостиной, чтобы принимать визитеров, а если придет Хендрикс…
— Я знаю, — прервала его Маргарет, которой не хотелось выслушивать очередную лекцию о том, что ей полагается делать с Хендриксом. Она все знает. Просто ей этого не хочется.
— Вы научите меня, как обыгрывать папу? — требовательно спросила Аннабел.
Маргарет пожала плечами, стараясь, чтобы голос ее прозвучал небрежно, не то в девочке снова проснется бесконечная злость.
— Я могу показать вам основные ходы, и можно поискать книгу, по которой вы будете учиться.
— Но я не умею читать.
— Не умеете читать? — «Графская дочь! Как же это возможно? Даже у такого не особенно заботливого отца, как Филипп, не научиться читать?»
— Не так хорошо, чтобы читать настоящие книжки, — сказала Аннабел.
— А почему? Девочка пожала плечами.
— Моя последняя гувернантка сказала, что со мной нет сладу, а бабушка говорит, что это не важно.
Для Эстеллы, наверное, это так. Маргарет постаралась не доказать, как она раздосадована.
— Может быть, и нет, но когда вы вырастете и начнете выезжать, у вас будут трудности — вы не сможете прочитать, кто записан в вашей бальной карточке. И вы не сможете читать в газетах описания приемов — кто на них был, в чем они были одеты и о новых парижских модах. Но, как вы говорите, это не важно, — закончила Маргарет, вполне удовлетворенная задумчивым выражением на лице Аннабел. Пусть пару дней подумает обо всем этом, а потом она снова заведет разговор о чтении. — Если хотите, у меня есть время дать вам урок игры в шахматы прямо сейчас, — сказала она.
Она обрадовалась, потому что Аннабел уселась на стул, на котором только что сидел Филипп.
Девочка оказалась способной ученицей, она внимательно слушала указания Маргарет. Прошел почти час, когда в дверях показался лакей, доложивший, что появились первые утренние визитеры.
— Не ходите, — повелительно сказала Аннабел. — Я еще не научилась.
— «Игре в шахматы никогда нельзя научиться полностью». — Маргарет процитировала высказывание старого школьного учителя, учившего ее в Париже играть в шахматы.
— Я не хочу…
— В данный момент не имеет значения, чего хотите вы иди я. Я должна сойти вниз и принять визитеров.
Не обращая внимания на признаки гнева, появившиеся в поведении Аннабел, Маргарет встала и вышла, улыбнувшись, как она надеялась, дружески-нейтрально.
«Весьма многообещающее начало», — сказала она себе, поспешно направляясь в гостиную.
Войдя туда и увидев, что с визитом явились леди Мейну-аринг и Друзилла, Маргарет обрадовалась.
— Ах, кузина Маргарет!.. Вы ведь не возражаете, что я ссылаюсь на наше родство, правда? — спросила леди Мейну-аринг и продолжила, не дожидаясь ответа: — Мы только что спросили у миссис Арбетнот, дома ли вы, — и вот вы здесь.
— Доброе утро. — Маргарет взглянула на окно, около которого одиноко сидела Друзилла, глядя на движение экипажей по площади.
— Почему бы вам не побеседовать с Друзиллой, пока я поболтаю с миссис Арбетнот? — предложила леди Мейнуаринг.
«Получить сведения от Друзиллы будет гораздо легче, чем от леди Мейнуаринг», — подумала Маргарет и тут же ощутила угрызения совести, когда девушка робко улыбнулась ей.
— У вас такой красивый дом, кузина, — сказала Друзилла, когда Маргарет уселась рядом с ней. — Просто дух захватывает.
— Благодарю вас.
— Он такой большой. А потолок… — И она жестом указала вверх. — Да, — сказала Маргарет рассеянно. — В этой комнате интересные надкаминные панно. Здесь изображено языческое жертвоприношение, а в библиотеке панно с изображением вакханалии. Друзилла изумленно раскрыла розовый ротик. «Бог ты мой! — подумала Маргарет с досадой. — Когда же я научусь следить за своим языком?» Меньше всего ей хотелось бы вызвать настороженность у Друзиллы, а это непременно произойдет, если она и дальше будет говорить так, словно ее знания не ограничиваются последними парижскими модами.
