Она набрала в легкие воздух и, когда Блейк уже почти достиг того места, где она барахталась, вновь погрузилась в холодный водяной водоворот, который еще минуту назад действительно чуть не поглотил ее. Боже, только бы ему не изменили силы, только бы он не сбавил темп!
Спустя несколько секунд Эйва почувствовала, как ее талию обхватили сильные руки. Блейк подтянул ее к себе. Они вынырнули на поверхность, и доктор выгреб из засасывающей воронки к благословенному воздуху и солнцу.
— Эйва! — тяжело дыша крикнул он, прижимая ее к себе. — Милая!..
Милый! — отозвалось ее сердце.
Эйва не открывала глаз. Расслабившись, она позволила ему завершить ее спасение. Вскоре в уши Эйвы ворвался многоголосый восторженный рев, и она поняла, что они уже у самого берега. Блейк сгреб ее в охапку и вытащил на песок.
— Не прикасаться к ней!
— Подождите! Надо что-то делать! — услышала Эйва чей-то знакомый голос.
И снова раздался резкий голос Блейка:
— Проклятье, не сметь ее переворачивать! Назад всем! Назад, я сказал!
Сильные и невыразимо нежные руки принялись осторожно массировать ее спину и плечи. Сквозь ресницы проникали проблески света. Она чувствовала раздражающий щеку песок. Блейк склонился над ней и начал делать искусственное дыхание.
Она дышала нормально. Легко. Через нос. Теперь ей надо было убедительно изобразить медленный приход в сознание. Она была медсестрой и неоднократно видела, как это бывает, так что постаралась, чтобы все выглядело правдоподобно. Для зевак. И особенно для Тони.
— Пап? — услышала она его тоненький голос. — Как она, а?
— Отойди, сынок.
Сквозь полузакрытые глаза Эйва увидела, как отступили от нее на шажок две маленькие загорелые ножки. Она внутренне улыбнулась. Неужели сработало?! Нужно узнать… Она глубоко вобрала в легкие воздух, и ее спина подалась под заботливыми руками Блейка. Окружавшая их толпа ахнула. Затем раздалось чье-то всхлипывание. Китти? Да, это была она.
— Слава богу, она дышит! Доктор, здесь стоит «скорая». Можно мне сопровождать ее? — сквозь рыдания пролепетала ее подруга.
— И мне, пап! Пожалуйста!
Эйву подняли на носилки, и тут она почувствовала, что ей по-настоящему худо.
Смутно она почувствовала, что кто-то положил на нее свою теплую ладонь. Это было последнее ощущение того дня. Эйва потеряла сознание.
14
Ей было больно не только двигаться, но даже поворачивать голову, даже дышать… Было такое чувство, будто на ее теле не осталось живого места. Эйва тихонько постанывала в ответ на любой звук, который вырывал ее из убаюкивающей тьмы бессознательности. Порой она слышала осторожные приглушенные шаги, замирающие у ее постели, иногда шепот… Все это врывалось в ее голову шумным вихрем и вызывало новый приступ боли. Она стонала… Обычно это заканчивалось тем, что чьи-то теплые, заботливые руки касались ее предплечья, и в следующую секунду Эйва чувствовала, как в ее измученную плоть входит благословенная игла.
Дни для нее незаметно перетекли в ночи. Часы неразличимо ползли один за другим. Лекарство действовало как снотворное и постоянно держало ее в таинственных чертогах дремы. И все-таки временами сознание возвращалось к ней, вновь и вновь вызывая к жизни боль, которая терзала и мучила ее до тех пор, пока неизвестный благодетель снова не погружал ее в состояние оцепенения очередным уколом.
Наконец Эйва вернулась к жизни. Сознание возвратилось к ней вместе с ароматом цветов. Этот аромат окружал ее со всех сторон и подавлял едкий запах медикаментов. Солнечные лучи грели ее лицо, проникали сквозь сомкнутые веки. Она открыла глаза и огляделась.
Рядом суетилась Китти. Такая знакомая и красивая в своем больничном халате и сестринской шапочке, небрежно надетой на самую макушку. Она расставляла по вазам огромные букеты из сочных оттенков роз, орхидей, фиалок и ярко-оранжевых хризантем и что-то тихо напевала.
Эйва некоторое время молча наблюдала за ней, чувствуя острые приступы здорового голода.
— Что нужно сделать человеку, оказавшемуся здесь, чтобы получить завтрак? — слабым голосом произнесла она наконец.
— Ага, очнулась-таки! — воскликнула, вся засветившись от радости Китти. — Опять вместе с нами в этом старом и скучном мире, да?
Но для Эйвы этот мир казался настоящим раем, когда, умытая и освеженная, она удобно откинулась на подушки и атаковала отлично приготовленный омлет, с тостом и ветчиной.
— Значит, ты и есть тот коварный демон, который все это время накачивал меня наркотиками и не давал подняться, — сказала она, когда Китти убрала поднос и села рядом с ней на кровать. — Ну, давай рассказывай, что у вас тут происходит.
Китти глубоко вздохнула, приготовившись к длинному повествованию.
— Начнем с того, что у тебя сломаны два ребра и повреждено плечо, красавица-серфер. Так что осторожнее дыши и поменьше болтай. Предоставь это дело мне.
— О нет! — застонала Эйва, дух ее уже был здоров и восставал против травм, из-за которых она, возможно, пролежит неподвижно несколько недель, а то и месяцев.
— О да! — весело поправила ее Китти. — И я здесь нахожусь для того, чтобы присматривать за тобой, моя дорогая, согласно строжайшему приказу своего мужа. Так что хватит себя жалеть. Ты стала настоящей сенсацией не только в масштабах нашего сонного городка, но и целого штата. В газетах тебя называют не иначе как «очаровательная богиня моря», а телесюжеты о том, как Блейк спасает тебя, крутятся по всем каналам с утра и до позднего вечера! Ты теперь знаменитость, подружка.
Эйва кивнула на цветы:
— А это?
— От твоих обожателей, разумеется. Фиалки ежедневно от Тони, а красные розы ежедневно от его почтеннейшего папаши. В красных розах есть нечто очень значительное, не так ли? — Китти состроила уморительную гримасу и добавила: — А остальное от моего франта-рыцаря, который столь позорно бросил тебя на произвол судьбы.
И тут к Эйве вернулись воспоминания о том дне. Кошмар падения в воду, безжалостная бомбардировка доской снова и снова, водоворот, цепкие морские объятия. Она содрогнулась.
— Китти! Только прошу тебя… не казни за это Гари! — с жаром воскликнула Эйва.
— Послушай… — Китти нетерпеливо взмахнула руками. — Мне нет необходимости что-либо говорить сейчас Гари. Все было показано по телевидению. Его позорная трусость и храбрость доктора Стонтона. — Ее тон смягчился, и в нем появилось даже сочувствие. — Эйва, ты даже не представляешь, как ему сейчас гадко на душе… Правда! Я хочу, чтобы ты знала, подружка, теперь я являюсь настоящей женой… счастливой женой… поверженного и сломленного человека… оставленного всеми героя, который занимается сейчас тем, что попеременно то рыдает, то спускает все до последнего цента в кармане на цветы, чтобы украсить эту комнату! — Она смахнула с ресниц слезу и улыбнулась. — Это самое лучшее, что только могло произойти с моим гордецом, подружка! По вечерам, садясь за телевизор, Гари видит то же, что одновременно видят сотни и тысячи людей у своих экранов: как он, погнавшись за какой-то жалкой маленькой медалькой, оставил тебя тонуть в волнах.
