– Входи! – через минуту крикнула жена. – Ты сегодня что-то рано...
Дверь черного хода хлопнула, и Рейтель сделал вид, что ничего не заметил.
– Где Деспина? – спросил он лежащую на кровати со свернутым мокрым полотенцем на голове жену.
– Гуляет, – зевнула жена.
Выглянув из окна, Рейтель убедился в своих подозрениях: на улице уже четверо молодых мужчин крыли веранду.
– Так мы едем?... – спросил он, присев на подоконник.
– Куда?! – Хелин стащила со лба полотенце.
Рейтель принюхался, в спальне пахло мускусом... Он покосился на мятые простыни, и его чуть не стошнило.
– Через полчаса, я жду, – Рейтель кивнул и вышел из спальни.
В платье на тоненьких лямочках, любительница шика, его жена выпорхнула из дома через сорок пять минут. Рейтель со знанием дела инспектировал веранду, которую строили ему последние пару недель новые строители.
Цветы из лионского бархата на подоле жены, тонкие шпильки невесомых туфель из кожи питона, чулки со стрелками на острых икрах... Хелин шла, покачиваясь, к его автомобилю... Дужки очков, усыпанные бриллиантами, отражали по мириаду лучей каждая, и молотки на крыше веранды, как по команде свыше, перестали стучать.
Через час с небольшим они подъехали к органному залу в соседнем Раквере. Дворники размазывали по стеклу дождевые слезы, когда, раскрыв зонты, они вышли из машины.
«Чета Рейтелей... Чета Рейтелей...» – шел и повторял про себя фразу, к которой привык за годы супружества, Валду Рейтель.
Органист посмотрел на наполненный людьми зал свысока, резко откинул волосы назад и заиграл фугу... Рейтели молча и торжественно, вместе со всеми, смотрели на спину органиста.
Размеренная жизнь продолжалась.
А на обратном пути у Хелин сразу же началась мигрень.
Ананас сушеный – кубики микс
– Что ты ешь, Инка? – Рейтель спустился в кухню и поцеловал дочь в макушку, пахнущую ванилью.
Деспина кивнула и обернулась, продолжая двигать челюстями:
– Ананас сушеный – кубики микс, хочешь, па?... – Деспина насыпала ему в тарелку горсть золотистых кубиков из пакета. Рейтель попробовал и с отвращением проглотил.
– Слишком сладко, – пробормотал он, наливая себе кофе.
Деспина неопределенно улыбнулась... На узком интересном личике играли солнечные блики из окна... «Невероятно похожа на Хелин, как сестра-близняшка!» Деспина в свои пятнадцать имела не только рост и стройность матери, но и ту же модельную стать. Издали их невозможно было отличить, но не для него, конечно, – у Деспины бедра на размер у€же.
Валду Рейтель строго покосился на дочь и отхлебнул кофе.
– У мамы снова мигрень, – расплылась в улыбке Деспина. – Довезешь меня, пап?...
– Ешь, и поехали! – кивнул он.
«Зубы со скобками – вот еще отличие, и детский голос...» – вздохнул и улыбнулся Валду Рейтель.
– Я тебя жду в машине, – вставая, намеренно строго сказал он.
– Па, сегодня маскарад! – вслед крикнула ему дочь.
– В кого ты нарядишься?... – обернулся Рейтель.
– В Смерть, – хмыкнула Деспина. – Я буду сегодня в классном костюмчике...
– Почему такой странный выбор?... – опешил Рейтель.
– Долго объяснять, па... Ну, я иду!..
Валду Рейтель покосился на диван в гостиной, от которого пахло так же, как в спальне жены, – мускусом и чем-то похожим на пот, и вышел из дома. Строители еще не пришли – было слишком рано. Еще недостроенная веранда пустовала. На дорожке сидел знакомый кабысдох и чесался. Рейтель покосился на пса и подошел к бассейну... Что-то плавало тамв глубине. Рейтель наклонился и поморщился – похоже, на самом дне у стока плавали презервативы. Их было не меньше двух десятков...
«Такие моменты не украшают семейную жизнь», – подумал Рейтель, садясь в минивэн и осторожно разворачивая его... Деспина с пакетом, из которого выглядывал латексный маскарадный костюм, уже бежала к нему.
– Подожди, па! – махнула пакетом она. – Я бегу!..
– Жду, – кивнул Рейтель. – Не спеши...
С неба на них смотрело утреннее солнце с косыми и растрепанными лучами.
Размеренная жизнь продолжалась...
Затрещина
Уже неделю, с того самого дня, как Рейтель перевел меня в контору по недвижимости, мне через ночь снятся кошмары. Они варьируются, но суть их такова: я стою голая – над пропастью, а сзади кто-то тихо и гадко смеется!..
Вот и сегодня я вскочила как ошпаренная, вдруг вспомнив, что со мной было прошлым вечером, когда я вернулась в казарму. Я так и не решилась переехать ни к кому, кто хотел, чтобы я жила рядом... Интуитивно я чувствовала, что мне ни в коем случае не надо смешиваться с чьей-то жизнью... Ведь когда проживаешь рядом с другим человеком, то волей-неволей жизни переплетаются, как сигаретный дым двух курильщиков.
Четкое ощущение и разграничение родного и чужого: я физически не могла жить бок о бок с чужими людьми.А ведь родного-то человека можно так и не встретить больше никогда!..
Так вот, вечером, когда я вернулась в казарму, из-под двери моей комнаты торчал – какой-то бумажный хвост! Я оглянулась, не решаясь войти, хотя «хвост» был похож всего лишь на уроненную кем-то газету... По коридору шли люди, кто-то поздоровался со мной, я кивнула в ответ и, набравшись храбрости, толкнула незапертую дверь; скрипнув, она открылась вовнутрь, и я поняла, что в комнате у окна сидит... гость. И гостем был детектив Кукулис...
Я пригляделась и охнула – Кукулис ел мою колбасу!.. Ту, что осталась после вчерашнего ужина. Холодильник был раскрыт, обчищен и обесчещен!.. Смотреть на это было выше моих сил и, бросив сумку через всю комнату на кровать, я в три прыжка подскочила к самозванцу и надавала ему затрещин!
– Ты что? Что-о-о? Что-о-о?! О-о-оооо-О-ооо-О......о-о-о-о...о-о-о...
После моей последней затрещины Кукулис не удержался и выпал, просто-напросто вывалился, как мешок с отрубями, из окна со второго этажа – прямо на землю... Через минуту я, борясь с невыразимым ужасом, заставила себя выглянуть туда... В вечерней темноте на земле под моими окнами лежал маленький однорукий человек и стонал!..
И мне вдруг стало невыносимо стыдно!!!
«Расправилась с инвалидом!» – подумала я и, закусив рукав, бросилась бегом на улицу... Кукулис уже сидел, держась рукой за голову, и стонал тихо-тихо... Я помогла ему подняться, отряхнула от скошенной травы вперемежку с землей, вручила искусственную руку, которая валялась поодаль и хотела уже просить прощения.
«Нельзя жалеть змею!» – вдруг вспомнила я бабушкины слова и ушла не оглядываясь.