Мы отправились на север от Мэдисон-Вэлли, к ботаническому саду. Миновав опасный участок, где не было тротуаров, а машины носились на предельной скорости, мы свернули на боковую дорогу, намного потише, где Дэнни отцепил поводок.
Вот что еще мне нравится делать — бегать в дождь по полю, поросшему травой, недели две не стриженной, опустив морду к земле, чтобы трава обдавала ее каплями. Трава приятно щекочет тело, а я воображаю себя пылесосом, вбираю в себя все запахи, всю жизнь. В такие минуты вспоминаю детство, мысленно возвращаюсь на ферму, в Спэнгл, где не случалось дождей, но росла прекрасная трава и расстилались поля, на которых я резвился.
В тот день я все бегал и бегал, а Дэнни просто шел, методично мерил шагами дорогу. Миновав место, где обычно поворачивали назад, мы направились дальше. Пересекли пешеходный мост, закружили по улицам и очутились в Монтлейке. Там Дэнни вновь пристегнул меня, затем мы перешли через широкую улицу и очутились в еще одном парке. Он мне тоже понравился, хотя и отличался от других парков.
— Внутриозерный, — сообщил Дэнни, снова отстегивая поводок.
Внутриозерный. Он состоял не из полей и равнин, а из неглубоких оврагов и извилистых лощин, поросших диким виноградником и кустами. Землю покрывал толстый слой листьев. В парке стоял полумрак, высокие деревья с длинными ветками образовывали над нашими головами плотный шатер. Я чувствовал себя замечательно. Дэнни шел по тропинке, а я то осторожно пробирался между оврагами, прятался в кустарнике и воображал себя секретным агентом, то носился, не замечая преград — сам себе казался грозным хищником из кинофильмов, идущим по следу.
Мы ходили и бегали по парку очень долго. За это время я покрыл расстояние в пять раз больше, чем Дэнни, измотался и захотел пить. Выйдя из парка, мы оказались в незнакомом районе. Дэнни остановился возле кафе, взял себе чашку кофе. Мне принес воды в бумажном стаканчике, пить из которого было неудобно, но жажду я все-таки утолил.
Мы продолжили наш путь.
Мне всегда нравилось двигаться и гулять, особенно с Дэнни, моим любимым сотоварищем, но, должен признать, в то утро даже я изрядно подустал. Мы бродили уже больше двух часов. После такой прогулки я предпочитаю вернуться домой, игриво обтереться полотенцем, устроиться где-нибудь в местечке потеплее и малость вздремнуть. Однако про вздремнуть оставалось только мечтать, так как мы все шли и шли.
Я узнал Пятнадцатую авеню, когда мы вышли на нее, Парк волонтеров я тоже хорошо знал. Я очень удивился, когда мы вышли к кладбищу Лейк-Вью. Разумеется, я имел представление о нем и о его значимости, хотя прежде ни разу там не был. Мне доводилось смотреть документальный фильм про Брюса Ли, его похоронили здесь, рядом с его сыном Брэндоном, великолепным актером, безвременно ушедшим. Сочувствую Брэндону, ставшему жертвой семейного проклятия, а еще потому, что последний снятый им фильм был «Ворон» — несчастливое название для несчастливого фильма на основе комиксов, созданных человеком, не имеющим понятия об истинной природе воронья. Только оставим дискуссию о нелюбимых мной пернатых сволочах до следующего раза.
Мы прошли на кладбище, но не стали искать могилы Брюса или Брэндона Ли, двух замечательнейших актеров. Дэнни высматривал что-то другое. По заасфальтированной тропинке мы направились на север, обогнули центральный холм и вышли к временной металлической конструкции с тентом наверху, напоминающей павильон, внутри которой толпилось много народу.
Собравшиеся были хорошо одеты. Те, кому не удалось спрятаться от дождя под навесом, стояли, накрывшись зонтами. Зою я увидел сразу.
И тут я понял, зачем Дэнни принарядился. Соответственно событию. Он с самого начала знал цель нашей прогулки.
Мы приблизились к павильону. Люди стояли неорганизованно, переходили с места на место, слушали рассеянно. Церемония погребения еще не началась.
Мы подошли вплотную к толпе, и вдруг от нее отделился мужчина, затем еще один, и еще. Все они устремились к нам.
Первым шел Максвелл, за ним — два брата Евы. Имен я не помню, потому что очень редко видел их у нас.
— Твое присутствие здесь нежелательно, — жестко сказал Максвелл.
— Она моя жена, — ответил Дэнни спокойно. И Мать моей дочери.
Зоя стояла неподалеку. Она увидела отца. Помахала ему, он махнул ей в ответ.
— А я говорю — нежелательно, — повторил Максвелл.
Братья подтянулись, приняли воинственный вид.
— Успел вызвать подмогу? — спросил Дэнни.
Максвелл презрительно усмехнулся:
— А ты как думал? Я тебя предупреждал.
— Зачем ты все это затеял?
Максвелл ворвался в личное пространство Дэнни и зашипел:
— Ты плохо относился к Еве, а после всего, что ты сделал с Анникой, я не могу доверить тебе Зою.
— Ничего я с ней не делал, — возразил Дэнни, но Максвелла уже понесло.
— Пожалуйста, проводите мистера Свифта, — велел он сыновьям и, повернувшись, торопливо зашагал прочь.
Я хорошо видел Зою. Она смотрела на нас и вдруг, не в силах больше сдерживать себя, подскочила на месте и побежала к нам.
— Двигай отсюда, — проговорил один из братьев.
— Я имею право придти на похороны своей жены, — отрезал Дэнни. — И я останусь здесь.
— Проваливай, сказал. — Второй брат ткнул его кулаком под ребра. Дэнни даже не пошатнулся.
— Не бойся, я не отвечу. Можешь ударить еще.
— Насильник! — громко проговорил мужчина, ткнув в Дэнни мясистым пальцем и сильно толкнул его другой рукой в грудь. Но толчок в грудь для гонщика, которого иной раз так бьет о стены машины, что искры из глаз летят У просто ничто, как шлепок гусиной лапкой.
Зоя подлетела к нам и прыгнула Дэнни на руки. Он подхватил ее, поднял высоко в воздух, затем прижал к себе и чмокнул в щечку.
— Как поживает моя дочурка? — спросил он.
— А как поживает мой папочка?
— Хорошо поживает, — ответил он и повернулся к только что толкнувшему его мужчине. — Извини, я плохо расслышал тебя. Не повторишь то же самое сейчас, при дочери?
Тот отступил, и тогда к нам засеменила Триш. Встав между Дэнни и братьями Евы, она попросила их отойти. Затем повернулась к Дэнни.
— Пожалуйста, — заговорила она. — Я понимаю тебя, Дэнни, но так не делается. Тебе действительно лучше оставить нас. — Она немного помолчала, затем продолжила: — Наверное, тебе очень одиноко.
Дэнни не отвечал. Подняв морду, я посмотрел на него и увидел в глазах слезы. Зоя их тоже заметила и тоже начала всхлипывать.
— Нужно поплакать, — пробормотала она. — Бабушка говорит, слезки смывают боль.
Они с Зоей долго глядели друг на друга. Потом он печально вздохнул.
— Помоги бабушке и дедушке стать сильными, ладно? — произнес он. — Я пойду, у меня срочные дела. Они касаются мамы. Нужно кое-что закончить.
