Подняв голову, Кромарти увидел высоко в небе белую полосу Это аэроплан писал в воздухе объявления[40]. Тогда он остановился посреди спешащей толпы и стал смотреть вверх; теперь он разглядел крохотный аэроплан, напоминавший маленькое темное насекомое. В небе вычерчивалась длинная прямая линия и затем петля — должно быть, цифра шесть. Затем аэроплан замер, выпустил струйки дыма и, став совсем невидим, скрылся в небе.
Цифра заколебалась, подросла и медленно уплыла, тогда внезапно появилась новая линия, и аэроплан начал рисовать что-то другое. Кромарти присмотрелся повнимательней, и оказалось, что это вновь цифра шесть, потом он увидел, что аэроплан устремился ввысь и снова чертит шестерку, а все, что он нарисовал до этого, унес ветер, и скоро в небе не осталось ничего, кроме небольших клочков дыма.
На секунду или две Кромарти почувствовал, что он сам летит в аэроплане, который стремительно взмывает в небо, прежде чем опуститься. Это ощущение длилось не дольше мгновения и напоминало что-то вроде вращения Земли в пространстве, которое можно представить себе, крепко зажмурившись, и затем Кромарти почувствовал, что вновь идет по Стрэнду к Трафальгарской площади.
Площадь была пустынна, и он с удивлением смотрел на памятник Нельсону, который окружали большие звери с мощными лапами. Кто это? — удивился он. Львы или леопарды, или, может быть, медведи? Он не мог понять. Внезапно он заметил, что с его правой руки с оторванными пальцами стекает кровь. Неожиданно площадь заполнила огромная толпа народу, забили фонтаны, засияло солнце, и Кромарти сел в красный омнибус. Вскоре он обратил внимание на то, что публика в омнибусе перешептывается и поглядывает на него, и понял, что это из-за того, что все заметили его раненую руку. Он вытянул вперед другую руку, но и на ней оказалась кровь. Тогда он испугался людей и вышел из омнибуса. Однако куда бы Кромарти ни направлялся, люди останавливались, смотрели на него и перешептывались, а когда он приближался к ним, отходили в сторону и собирались группами. Все глазели на него и все узнавали: ведь у него были раны на голове и на руках.
Люди сердито перешептывались, с ненавистью поглядывая на него, но хотя их глаза сверкали, как кинжалы, дать волю рукам они не решались…
Кромарти пошел голосовать. Он хотел подать свой голос. Нет такого препятствие, которое остановило бы его. Наконец он увидел два входа в подземный зал для голосования, над которым виднелся рисунок, изображавший двух дам и одного господина, и он сошел вниз по ступенькам. Кромарти обратился к дежурному с просьбой дать ему карточку для голосования, но тот вынул большую книгу, переплетенную в телячью кожу с оставшейся на ней кое-где щетиной и, перевернув несколько страниц, заглянул туда. Потом он сказал:
— Ваше имя не записано в Книге Жизни, мистер Кромарти. Вы должны выдать свою тайну, если хотите зарегистрироваться.
Услышав это, Кромарти смутился и почувствовал запах, исходящий от всех голосовавших.
Он поколебался и, наконец, спросил:
— Если я не выдам своей тайны, я не смогу голосовать?
— Нет, мистер Кромарти, вы не имеете права голосовать, не выдав своей тайны; о том, чтобы вам баллотироваться тайно, и речи быть не может — вы носите Печать Зверя.
Кромарти посмотрел на свою руку, коснулся лица и почувствовал, что он действительно носит Печать Зверя, его искусали, и теперь он — отверженный. Так вот почему все перешептывались, глядя на него. Он не выдал своей тайны, но был отторгнут человечеством, которое ненавидело его, потому что боялось. Они были все одинаковы, у них не было тайн, а он сохранил свою. Зверь поставил на нем свою Печать, и он был страшен всем и даже себе самому.
— Зверь поставил на мне свою печать, — сказал себе Кромарти. — Он постепенно пожрет меня. Я не могу избежать этого, и первое так же плохо, как и второе. Чем стольким жертвовать, я предпочел бы, чтобы Зверь медленно пожрал меня, а зловоние моих соседей вызывает у меня отвращение.
Затем он услышал, как Зверь безостановочно ходит за оградой, то и дело облизываясь. Потом его запах, сладковатый, густой и отвратительный, обдал Кромарти, и он понял, что тихо лежит на полу клетки, наблюдая, как Зверь бьет хвостом рядом с ним.
Ужас, объявший Кромарти, был безмерным, и наконец он открыл глаза. Он начал постепенно понимать, что это билось его собственное сердце, а вовсе не хвост Зверя, и лежал он на чистых простынях, а вокруг стоял запах цветов и йодоформа. Но страх все еще сидел у него внутри.
Через две недели было объявлено, что Кромарти вне опасности. Но он все еще был до того слаб, что ему было запрещено принимать посетителей. Поэтому, хотя Жозефина приходила ежедневно, она узнавала только о том, как он провел ночь, и оставляла ему цветы.
В течение следующих недель Кромарти начал быстро поправляться. И хотя прежнее здоровье, без сомнения, возвращалось к нему, вначале он мог вставать всего на час, и только через какое-то время стал выходить на небольшую прогулку в сад.
Доктора, лечившие его тогда, заявили, что полная смена обстановки была бы для него весьма благоприятна, и смотритель, не собиравшийся чинить больному какие-либо препятствия, посоветовал ему провести месячный отпуск в Корнуолле, но его предложение было решительно и бесповоротно отвергнуто, а вернее встречено с полнейшим равнодушием. Кромарти отказался взять отпуск. Он отказался самостоятельно ехать куда бы то ни было, хотя добавил, что всецело доверяет смотрителю и готов отправиться в любое место, по усмотрению последнего, но только в сопровождении сторожа. Несколько дней смотритель предлагал Кромарти выбрать то одно, то другое направление, и в конце концов идея отправить его в путешествие была отклонена: во-первых, трудно обойтись без сторожа или найти надежного человека, который смог бы сопровождать Кромарти, а во-вторых, было тяжело подыскать подходящее место, куда их можно было бы отвезти.
Но главной причиной была апатия раненого и даже его враждебное отношение к этим планам, и тогда смотритель сообразил, что такая позиция, может быть, не лишена основания.
Кромарти и вправду чувствовал, что если он решится взять отпуск, который ему сейчас предлагали, ему будет гораздо труднее вернуться в заключение, когда этот отпуск закончиться. Поэтому он отказался, не желая уклоняться от выполнения того, что он считал своим долгом.
В итоге было решено, что Кромарти отправится к себе в клетку, хотя все дружно внушали ему, что он не обязан быть на виду у публики больше, чем пожелает, и должен ложиться в постель на три или четыре часа ежедневно.
Таким способом, а также с помощью прогулок в автомобиле после наступления темноты врачи надеялись вернуть ему прежнее здоровье и избавить его от состояния апатии, представлявшегося им самым тревожным симптомом.
