Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
Одноглазый расставил на столе кастрюли и тарелки в одному ему ведомом порядке и продолжил:
— Мне-то скажут, что ковырнешь, мол, поглубже в тех корнях пальцем… Потом смотришь, вот и добрый молодец сделался. Скажут, что сердце… Что сердце мышца, скажут, мышца, и больше ничего. А я отвечу, что нет, для создания доброго молодца не это нужно. Надобны для этого любовь и в человецех благоволение. А ковыряясь без толку в корнях, только выпачкаешься и смутишься, смуту в сердце внесешь. Мышцей доброго молодца не сделаешь! Сделаешь его особыми телами, что в пещерах живут да оттого так и прозываются пещеристыми телами. А как делать сие, так это есть ещё Большая Тайна. Потому-то эта Тайна и прозвана Экзогично-Терричной, что непроста, и не на всякой терричности произрастает! Не по всякой пещере вьёт свои корни, не всякое яйцо сносит в кладку, не всякое семя своей тайной скорлупой хранит-оберегает. А уж какое сохранит, из того родится тайна мироздания! Да так, что вернётся всё, проснутся мёртвые мировые лидеры, ожившая старушка вылезет из своего бомбоубежища и, бодро стуча палочкой, перейдёт дорогу. Всё золото мира будет найдено и получит обратно свою цену. И также очнутся дети в песочницах, засыпанных радиоактивным пеплом…
Мне стало казаться, что Одноглазый это просто спятивший школьный учитель, который все двадцать лет читал философские книги. И наверняка он читал их в одиночестве, вот и сбрендил. Я вот тоже чуть не сошёл с ума, пока занимался самообразованием в заброшенной библиотеке, но у меня всё же была туча людей рядом, да и работать на общество приходилось. А из Одноглазого всё лился и лился этот поток подсознания.
Владимир Павлович тайком проверил дозиметром капусту, и она оказалась совершенно нормальной. А когда хозяин принёс ему стакан сивухи, он и вовсе подобрел. Одноглазый меж тем рассказал, что первые несколько лет после Катастрофы жил совсем в другом месте с женой и набрёл на целый склад с чёрной икрой. Несколько лет он питался одной чёрной икрой и возненавидел её хуже смерти. Тогда с ним была жена, но жена долго болела, а когда она умерла, он пустился в странствие и вот нашёл этот брошенный бункер.
Мои предчувствия оправдались: он действительно немного тронулся в одиночестве, да и брошенная библиотека в его рассказе присутствовала.
Одноглазый предложил меняться съездить к поезду и взять там что-нибудь в обмен на свежее и заготовленное им вяленое мясо.
Что мне понравилось в нашей трапезе, так это то, что откуда-то у Одноглазого была очень вкусная вода, та родниковая вода, которую я пил давным-давно. Впрочем, нам он подсовывал еще и настойку на можжевельнике, и медовуху, которые готовил сам. По его словам, в бункере обнаружилась цистерна с техническим спиртом, которую он за десять лет не смог сам даже ополовинить, а медовуха след его занятий бортничеством.
Комнат в подземном бункере хватало, и мы заняли отдельную клетушку, снабженную фальшивым окном с нарисованным на нем горным видом. Мы выпили настойки, и как-то сразу нас потянуло в сон. Владимир Павлович спал чутко, но на всякий случай барашек двери был припёрт металлическим стулом. Да вот беда, под утро меня прихватило, видимо, из-за непривычной пищи. Я бесшумно открыл дверь и вылез в коридор, освещенный тусклыми аварийными лампочками.
Минуту я думал, в какой стороне санузел, и пошёл направо, на свет. Санузел был там. И довольно примечательный. Свет пробивался через небольшой круглый иллюминатор в металлической двери. За ней, в большой комнате, где пол и стены были выложены белым кафелем, сидел наш хозяин, спиной ко мне. На противоположной стене висел чёрный автомат Калашникова с вытертым до белизны рожком. Но самое интересное было посредине комнаты. На цинковом столе прямо перед Одноглазым лежал один из наших буддистов, совершенно при этом неживой. Трудно представить, что человек, тушку которого разделывают, как свинью, может оставаться живым. Пейзаж дополняла одинокая нога, уже отрезанная от тела и приставленная сбоку к столу. Такого, признаться, я не видел никогда. Что ещё больше меня потрясло, так это то, что Одноглазый при этом пел. Он пел какую-то странную песню про Египет и Нил. Да мне-то что за дело до Египта с Нилом? Может, и Египта уже никакого на свете нет, а я ещё есть. На цыпочках я побежал к Владимиру Павловичу, который мгновенно оделся. Мы разбудили буддистов. Узнав, в чем дело, они позеленели от ужаса, и мы стали пробираться к выходу.
Ан нет, дверь наверху была снабжена кодовым замком. Ловушка захлопнулась. Мы, стараясь не шуметь, спустились в столовую, как вдруг погас свет. Захлопнулась входная дверь, из-за нее донесся голос Одноглазого:
— Так-так, гости оказались невежливыми и хотят уйти, не прощаясь. Как это невежливо, как невежливо… Я сразу представил себе, что Одноглазый нацепил прибор ночного видения.
— Отчего он не стреляет? — шепнул я Владимиру Павловичу.
— Боится шкурку нам попортить, — ответил он из темноты. — На самом деле ему совсем не нужны отметины от пуль на стенах. Зачем это ему, вдруг кто ещё в гости зайдёт?
Буддисты поняли, что терять нечего, и гнусаво запели. От итого пения вообще недолго было свихнуться. Людоед и пофигисты в одном флаконе. Похороны с музыкой. Впрочем, похороны, видно, случатся, когда людоед нас полностью переварит.
— Гости плохо себя ведут, — снова раздался голос хозяина за дверью. — Гостей надо наказать.
Одноглазый топтался у дверей, явно к чему-то готовясь. Я высказал свое предположение о приборе ночного видения вслух. Темень была абсолютная, но наш хозяин не учёл того, что мы провели полжизни в тоннелях метрополитена. Это с питерцев спросу было никакого, а вот мы научились слушать темноту. Владимир Павлович, поняв, что Одноглазый ещё не вошёл в комнату, зашептал мне на ухо:
— У меня есть фонарик. Пластиковый, поэтому он прошёл сквозь рамку. Как только он войдёт, постарайся попасть ему из рогатки в глаз. В смысле, в окуляр.
Я достал рогатку и сделал несколько вдохов, чтобы успокоиться. Вместо пульки я свинтил с нижней поверхности стола большую гайку.
— Ещё раз, соберись, — повторил Владимир Павлович. — Сейчас я включу свет, постараюсь попасть лучом ему в прибор ночного видения. На секунду он ослепнет, так что постарайся не упустить эту секунду. В этот момент Одноглазый скрипнул дверью.
— Ну, Саша, действуй! Давай, чёрт, давай!
Я оттянул резинку на рогатке. Моя пулька со свистом ушла в полёт, и Одноглазый завопил, схватившись за свой глаз, вернее, за разбитый прибор ночного видения. Кажется, осколки проникли довольно глубоко, и Одноглазый совершенно ослеп. Продолжая вопить, он скрылся за стеной.
— Что теперь?
— Будем пробираться наверх, что же ещё? — ответил Владимир Павлович.
Только как пробираться, было совершенно непонятно, гермодверь наверху, ведущая в фальшивый домик, была заперта на кодовый замок. Наши размышления прервал чудовищный рёв за стеной. Мы бросились к двери, которую наш хозяин не догадался или не сумел запереть. Пробежав по длинному коридору, мы очутились в огромном, подавляющем своими размерами подземном ангаре. Посреди него стояла машина-монстр с двумя кабинами. Метров двадцать длиной, с восемью колёсами с каждой стороны, она производила довольно страшное впечатление, особенно в замкнутом ангаре. Одноглазый залез в левую кабину и шуровал там чем-то.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 54
