— Во-вторых, как выяснилось, среди охранников находился «крот» — неизвестный, носивший здесь фамилию Бауманн, — признался он, — Кто он на самом деле, мне пока установить не удалось — этот человек успел скрыться. Все это вынуждает меня еще усилить меры безопасности. Все участники экспедиции, выходящие для работы в лес, должны ставить меня об этом в известность; им в обязательном порядке будет придана охрана. Особенно это относится к нашему геологу, уважаемой мисс Буйна. Кроме того, я настоятельно прошу господ ученых ночью без нужды не покидать домики и не открывать дверь никому, кроме тех, с кем заранее договорились о встрече. Ну и кроме меня, разумеется. У меня пока все, и я, с вашего позволения, вас покину.
Капитан еще не успел отправиться по своим неотложным делам, как послышались возгласы.
— Интересно, кто так набирал охрану, что в ней оказался «крот»? — спросил, ни к кому не обращаясь, Прунцль.
— Если нашелся один, то может найтись и второй, — в тон ему заявил Маршо. — Можно ли в таком случае вообще доверять охране?
— И с такими защитниками я должна отправляться в лес? Нет уж, увольте, — заявила «уважаемая мисс Буйна».
Впрочем, последнюю реплику капитан, похоже, уже не слышал — дверь за ним закрылась.
— Коллеги, будьте благоразумны! — воззвал наш руководитель. — Конечно, капитан допустил промах и сейчас уязвим для критики. Но именно поэтому я просил бы вас воздержаться от того, чтобы воспользоваться его положением. К тому же, возможно, число злоумышленников, проникших в лагерь, не так велико и исчерпывается одним человеком — тем, который сейчас скрылся. Может оказаться, что именно он и стрелял в доктора Чернецки.
— А почему он это делал, какой у него мотив? — спросил Латинк.
— У капитана Уокера есть на этот счет вполне разумное объяснение, но я бы не хотел сейчас пускаться в криминалистические подробности, — ответил Видович. — Все-таки мы собрались для изучения здешних феноменов, а не для того, чтобы заменить собой следствие. Поэтому я хотел бы предоставить слово доктору Чернецки — у него есть небольшое сообщение.
— Только мне будет нужна карта, — предупредил я.
— Могу предложить большой монитор, — сказал Видович. — Надеюсь, этого хватит?
Монитор с картой нашего района занял место слева от его стола; теперь обстановка ничем не отличалась от обычного семинара. Я рассказал о своих наблюдениях за муравейниками, о больных особях, по непонятной причине остающихся в живых в некоторых семьях. Вступив в схватку с пультом, я изобразил на экране эллипс, в котором находились «лазареты», и обозначил оба его фокуса. Оставив в стороне ничем не примечательный южный фокус, я перешел к его северному собрату. «Зона обморока», ее воздействие на организм, размеры, необычное поведение компаса — я старался быть как можно точнее, сообщая слушателям максимум информации и опуская ненужные подробности.
Едва я закончил, как вскочил Ватанабэ. Обычно бесстрастное лицо биофизика выражало волнение.
— Но здесь явное противоречие! — воскликнул он, — Район, описанный вами, можно назвать «зоной жизни», между тем в его фокусе находится нечто вызывающее полную дерегуляцию жизненно важных систем — вы сами назвали это «зоной обморока». Как это может быть?
— Не знаю, — признался я. — Могу только напомнить, что жизнь на Земле возможна лишь благодаря Солнцу, между тем чрезмерная близость к этому источнику жизни несет смерть.
— Да, это хорошее сравнение, — согласился Марию. — Тут интересно другое: вы говорили, что при втором посещении зоны воздействие стало сильнее, я правильно понял?
— Да, в первый раз у меня лишь слегка кружилась голова, а вчера я едва смог отползти оттуда. И от поляны, центра этой зоны, пришлось держаться подальше.
— А как вел себя компас в первый раз, вы не заметили?
— Нет, тогда я его не доставал.
— Жаль. Но все равно мы можем предположить, что между этой вашей «зоной обморока», в которой наблюдаются электромагнитные колебания, и резким усилением таких колебаний, зафиксированным нашими приборами, существует некоторая связь.
— А что, происходит усиление колебаний? — спросил я. — Никто из физиков не говорил…
— Мы собирались сделать сообщение завтра, — ответил Прунцль. — Да, колебания усиливаются, меняется их амплитуда, а отмеченный в первые дни ритм становится менее четко выраженным, они становятся как бы более хаотичными. Но я согласен с Маршо: тут есть связь, между этой вашей зоной и отмечаемыми вокруг лагеря колебаниями.
— Можно высказать и более смелое предположение, — вступил в разговор Видович. — Что на этой поляне, в фокусе эллипса, и находится источник этих колебаний. И если сделать замеры их величины по всему нашему району, то мы получим ту же схему, что и в случае с муравейниками — такой же эллипс.
— Слушайте, но ведь это самое настоящее открытие! — воскликнул Маршо. От возбуждения математик вскочил, глаза у него горели. — Это вам не всадники в облаках, не какая-то дурацкая ладья! Нам совершенно необходимо исследовать этот объект! Нужно срочно доставить туда аппаратуру, организовать наблюдения…
— Я тоже думал об этом, — признался Видович. — Как только коллега Чернецки рассказал мне о своем открытии, я подумал, как организовать в том районе систематические исследования. Но сделать это не так просто. Район труднодоступен, площадки для вертолета нет. К тому же находиться рядом с этой «зоной обморока» небезопасно, недаром коллега так ее назвал. И наконец, есть еще одно соображение. Его мне сообщил доктор Химмельсберг. Я, конечно, могу изложить его доводы, но, может быть, коллега сам…
— Да, я расскажу сам, — заявил культуролог, вставая. — Я считаю, что мы должны предельно ограничить доступ к открытой Чернецки зоне, потому что там могут возникнуть Ворота Кадоро. А чрезмерное скопление людей возле Ворот может привести к беде.
И он изложил собравшимся ту историю, которую я уже слышал от него ночью: о демонах, сторожащих Ворота, смельчаках, стремящихся нарушить запрет, и страшных бедствиях, которые время от времени обрушивались на Готан. Не была забыта и группа Рошбаха, предположительно занятая поисками Ворот.
Когда готановед закончил, в помещении штаба установилась тишина. Я заметил, как Маршо и Прунцль переглядываются, отметил удивленный и словно бы сочувственный взгляд Ватанабэ, устремленный на докладчика.
— Это все? — прервал общее молчание тихий голос Латинка.
— На данный момент все, — ответил культуролог.
— Но это же сказка! Страшная сказка, и ничего больше! — воскликнул Ватанабэ.
— Я знаю, что нужно сделать уважаемому коллеге, — заявил Маршо; его голос был полон показного сочувствия. — Ему следует изложить все это как можно подробнее и послать в Голливуд. Восточная мистика сейчас в моде, глядишь, они сделают из этого крутой боевик, и вы, коллега, получите кучу денег.
— Неужели от того, что мы произведем несколько замеров, реки выйдут из берегов? — возмущенно воскликнул Прунцль, ни к кому не обращаясь.
