Сама пещера была очень велика, с высоким сводом. Края ее терялись в жутковатом мраке, куда не захочется ступить ни малому, ни взрослому. Главная пещера, очевидно, уже долго использовалась животными. На боковых уступах сложено — точнее, беспорядочно разбросано — кое-какое имущество: снятые со зверей шкуры, набедренные повязки из рыбьей кожи, большая раковина с питьевой водой, остатки последнего ужина. Проветривалась пещера недостаточно, в воздухе висела жуткая вонь. А где же обитатели? Их не видно. Взрослые покричали, даже пригрозили, но в ответ лишь эхо да последующая звенящая тишина. Дети либо отправились на охоту, либо спрятались в отдалении и выжидали, когда наконец взрослые уйдут. Хорса предложил своим сопровождающим пройти вглубь пещеры, и те согласились, однако с колебаниями, так как внутри было полно невесть куда ведших разветвлявшихся ходов. Оказалось, кое-кто из взрослых парней уже наведывался в эту пещеру и осматривался в ней. Почему-то молодые люди стыдились в этом признаться. Да-да, были они уже здесь, были. Следили за малолетками, пока Хорса валялся больной.
Хорса сказал, что в пещеру нужно наведаться вечером, чтобы посмотреть, не вернулись ли дети, но ему ответили, что мало радости таскаться по этим пещерам, в которых то и дело рычат хищники. Кто-то добавил, что встретиться с малолетками куда опаснее, чем с любым хищником. Хорса стоял, опираясь на клюку, дрожа от слабости, внимательно слушал. Перед ними открывалась целая система пещер, связанных туннелями. Здесь текли подземные реки, впадавшие в подземные озера. Если уж затевать розыски в этих лабиринтах, то с утра, разбившись на две партии, запасшись в лесу прочными длинными веревками, приготовив факелы. Если одна группа заблудится, другая ее отыщет.
— Мы не можем бросить мальчиков, если они здесь заблудились, — убеждал Хорса. Он понимал, что убедить сомневающихся нелегко, и добавил: — Не забывайте, что они совсем еще дети.
Однако он встретил немало сомневающихся и несогласных взглядов.
— Дети? Он называет это хищное зверье детьми?
Хорса дождался, пока сопровождавшие его парни удалились, потом крепче сжал свою клюку и поковылял за ними. К нему приблизилась Мэйва. Выйдя на площадку перед пещерой, к растоптанным остаткам костров, Хорса ухватился за ствол молодого деревца, закрыл глаза, попытался сосредоточиться. Когда он снова открыл глаза, Мэйва все еще поддерживала его, а взгляд его уперся в дальний горизонт, в сияющую линию с темными тучами над нею, и он понял, что смотрит на свою необретенную землю. Отсюда, сверху было видно, что она занимала значительную часть горизонта. Хорса напряг зрение, стремясь разглядеть детали, но тщетно. Как далеко до этой земли? Задавался ли Хорса этим вопросом или измерял расстояние черепашьим темпом гребли, усилий его собственных и его покойного товарища да бешеным порывом шторма, выбросившего его друга обратно на берег, что стоило тому жизни? Может, прыгнуть туда, в жаркий летний воздух, в направлении его страны, ждущей Хорсу с нетерпением? Мэйва, заметив его взгляд, посмотрела в том же направлении и ворчливо пробормотала:
— Хорса, людям не нравится, когда ты так смотришь туда. Что ты там узрел? Там облака клубятся, мы это все видим.
Хорса заметил вспышку в дальних тучах над горизонтом. Молния? Чем вызвана эта вспышка, как будто знак для него, как будто напоминание: «Я здесь, не забывай обо мне!»
Поддавшись давлению руки Мэйвы, Хорса направился вниз, на пляж. Споткнувшись, он успел выпрямиться, не упал, надеясь, что окружающие не заметили его слабости и неполноценности. Мэйва терпеливо поддерживала его, пока они не добрались до пляжа. Там Хорса опустился на валун, дождался, пока слабость покинула его.
Когда на пляже зажглись вечерние костры, взгляды то и дело невольно устремлялись вверх, ко входу в пещеру. Загорится ли там костер, промелькнет ли детский силуэт? Но и в эту ночь, и в последующие вход в пещеру оставался темным, там не наблюдалось никакого движения. Казалось, даже хищники и прочая живность избегали этого места. Начались толки о том, что дети пропали. Наконец, однажды к полудню, когда свет дальше всего проникал в пещерный полумрак, на поиски отправились парни и мужчины с веревками и факелами. Вскоре стало ясно, что в скалах скрывается путаница лабиринтов, что дети вполне могли утонуть, свалиться в бездонную расщелину. Мужчины кричали, голоса их отражались стенами дальних пещер и туннелей, им казалось, что слышны голоса детей, зовущих на помощь, хотя, скорее всего, до них доносились лишь крики чаек или даже каких-то зверьков, живущих в пещерах, отраженные и искаженные лабиринтами. Снова попытались проникнуть вглубь, сколько хватило веревок, но лабиринт оказался запутанным, со множеством ответвлений, и вторая попытка тоже не удалась. Хорса сказал, что надо подождать, может быть, дети появятся сами. Но общее настроение склонялось в пользу бегства с этого несчастного пляжа, и чем скорее, тем лучше.
«Тебе плевать на нас, Хорса?» — Он слышал голос Мароны во сне и наяву, в шуме волн и в свисте ветра.
Но каких-то детей все же отыскали в лабиринте. «Некоторых». Они напоминали обтянутые кожей скелеты. Здоровый ребенок не превратится в мешок обтянутых кожей костей за день-два. В глазах ребятишек застыл страх, взоры были полубессмысленными. Нашли их в глубокой дыре, на дне колодца. Большинство взрослых парней уже хотели заворачивать, чуть-чуть не дойдя до этого места, но их подогнали вперед насмешки приятелей:
— Что, струсили? Кишка тонка?
Случись подвижка подземных вод — а вода часто меняет уровень там, в подземных реках, — и нашли бы лишь настоящие скелеты. Сначала спасенные вообще не могли есть, потом принялись отъедаться, но двигаться были не способны. К пещерам они после этого отказывались даже приближаться, смотреть в ту сторону не могли без ужаса. Они заявляли, что лучше умереть здесь, на поверхности, чем еще раз попасть в пещеру. Что случилось с остальными детьми, они не говорили. Не знали или почему-то не хотели рассказывать. Что-то постепенно прояснялось в спотыкающихся разговорах, то и дело тонущих в долгих мрачных паузах. Назывались имена: Бриан исчез в подземном потоке, Большой Медведь упал в шахту, Бегуна сцапала и уволокла громадная змея. Что ж, хоть имена они вернут ожидающим их женщинам. О женщинах мужчины теперь задумывались все чаще и дольше.
О женщинах долгое время вообще никто не упоминал, но теперь, после происшествия с детьми, все то и дело вспоминали о Мароне, о том, что она сказала бы и что еще скажет, когда узнает. Мужчины все чаще заговаривали о возвращении. Это значит, что мужчины не только знали, для чего они вводят свои трубки в щели женщин, но и что время имеет значение. Периоды времени. Эти предки наши, столь отдаленные прародители, никогда не говорили, как именно они его измеряют, но, во всяком случае, связывали появление детей со временем. Сидя вокруг вечерних костров, посылающих блики в ближнюю приливную волну, мужчины толковали о женщинах, которые ждут их; не обходилось, конечно, без шуток и шуточек разной степени солености (представляю группу легионеров у костра, болтающих о женщинах); выражали опасения, что Марона на них рассердится, когда они вернутся. И когда же они собирались вернуться?
