Слишком поздно он понял свою ошибку.
Да, он знал, что Джессика – девственница. Как можно забыть, если в этом состояла самая чудовищная особенность ситуации: один из величайших дебоширов Европы потерял голову от страсти к жалкой английской старой деве.
Дейн знал, что она девственница, как знал, что ее глаза имеют цвет дартмурского тумана и так же изменчивы, как атмосфера этих предательских просторов. Знал так же хорошо, как то, что ее волосы – шелковистый черный янтарь, а кожа – бархат. Он это знал, и ему это было приятно, когда они стояли перед священником. На ней было серебристо-голубое платье, щечки нежно розовели, и она была не только самой красивой девушкой, которую он когда-либо видел, но и самой чистой. Он знал, что ни один мужчина не обладал ею, она была его, и только его.
Он также знал, что будет с ней спать. Он давно об этом мечтал. Более того, дожидаясь этого в течение шести или семи вечностей, Дейн настроился сделать это подобающим образом – в роскошной гостинице, после вкусного ужина и нескольких бокалов доброго вина. Он как-то не принял в расчет, что «девственница» означает не только «нетронутая». Во всех своих жарких фантазиях он упускал один критический фактор: до него этим путем не проходила вереница мужчин. Он должен сам вломиться в нее.
Дейн боялся, что так и выйдет – он сломает ее. Карета остановилась. Подавив желание крикнуть кучеру, чтобы продолжал ехать – возможно, до Судного дня, – Дейн помог жене выйти.
Она взяла его под руку. Ее рука в перчатке никогда еще не казалась такой горестно маленькой, как в этот момент. Джессика настаивала, что она выше среднего роста, но что в этом за утешение, если мужчина величиной с дом и скорее всего так же по ней ударит, когда упадет на нее.
Он ее раздавит. Он что-нибудь ей сломает, разорвет. И если она не сойдет с ума, то с криком убежит, когда он попытается хоть когда-нибудь еще раз до нее дотронуться. Она убежит и никогда больше его не поцелует, не обнимет…
– Поднимите меня и дайте пинка, но то ли на меня угольная баржа надвигается, то ли это Дейн.
Хриплый голос вернул Дейна к действительности. Он не заметил, как вошел в гостиницу, как его приветствовал Хозяин; так же рассеянно он пошел за ним к лестнице, ведущей в заказанные Дейном комнаты.
Вниз спускался его старый одноклассник по Итону – Мэллори, или, скорее, теперь уже герцог Эйнсвуд. Прежний Герцог, девятилетний мальчик, год назад умер от дифтерии. Дейн вспомнил, что подписывал составленное секретарем письмо с соболезнованиями его матери, тактично объединенные с поздравлениями Мэллори, его кузену. Расходовать тактичность на Вира Мэллори – пустой труд.
Дейн не видел его с похорон Уорделла. Тогда его бывший однокашник был пьян, пьян он был и сейчас. Грязные волосы Эйнсвуда были похожи на крысиное гнездо, глаза покраснели и опухли, подбородок зарос двухдневной щетиной.
Нервы Дейна и так были напряжены. Сознание, что нужно представить это пресмыкающееся своей нежной, элегантной, чистой жене, переполнило чашу его терпения.
Он отделался коротким кивком.
– Эйнсвуд, какой сюрприз.
– Не то слово! – Эйнсвуд потопал до подножия лестницы. – У меня мозги набекрень! Последний раз, когда я тебя видел, ты сказал, что не вернешься в Англию ни ради кого, а если кто-то хочет, чтобы ты был на его похоронах, пускай приезжает околевать в Париж. – Налитые кровью глаза остановились на Джессике, он непристойно осклабился. – Э, разрази меня гром, в аду стало холодно? Дейн не только в Англии, но и разъезжает с пучком муслина в придачу.
Нити, сдерживавшие Дейна, начали лопаться.
– Я не спрашиваю тебя, в какой пещере ты живешь, если не знаешь, что я здесь уже месяц и сегодня женился, – холодно сказал он, сдержав раздражение. – Дело в том, что эта леди – миледи. – Он обратился к Джессике. – Мадам, имею сомнительную честь представить вам…
Его прервал грубый хохот герцога.
– Женился? Скорее поправься. Может, эта райская птичка – твоя сестра? Нет, скорее твоя двоюродная бабушка Матильда.
Каждая школьница знала, что «райская птичка» – синоним слова «потаскуха», и Дейн не сомневался – жена понимает, что ее оскорбили.
– Эйнсвуд, ты только что назвал меня лжецом, – сказал он угрожающе спокойно. – Ты оклеветал мою леди. Дважды. Даю десять секунд, чтобы попросить прощения.
Секунду Эйнсвуд смотрел на него, потом усмехнулся.
– Ты всегда был мастер запугивать, но этот наскок у тебя не пройдет. Я всегда распознаю мистификацию. Где ты в последний раз выступала, голубка? – спросил он Джессику. – В «Театре ее величества» на Хеймаркете? Видишь, я на тебя не клевещу. Я говорю, что ты выше его обычных штучек «Ковент-Гардена».
– Три раза, – сказал Дейн… – Хозяин…
Хозяин гостиницы, забившийся в темный угол холла, выполз наружу:
– Милорд?
– Будьте добры, проводите леди в ее комнату.
Джессика вцепилась в его руку:
– Дейн, твой приятель в подпитии. Ты ведь не можешь…
– Наверх, – сказал он. Она вздохнула и сделала как было приказано. Он проводил ее глазами до лестничной площадки, потом повернулся к герцогу, который тоже смотрел вверх. На его лице отражались похотливые мысли.
– Высший класс, – сказал его светлость и подмигнул Дейну. – Где ты ее нашел?
Дейн схватил его за галстук и припер к стене.
– Тупица, вонючий кусок лошадиного дерьма, я давал тебе шанс, кретин. Теперь придется свернуть тебе шею.
– Трясусь от страха, – сказал Эйнсвуд, загораясь воcторгом от перспективы подраться. – Если победа за мной, я получу эту крошку?
Немного позже Джессика, не слушая возражений горничной, стояла на балконе и смотрела на двор гостиницы. – Миледи, умоляю вас, отойдите, – ныла Бриджет. – Это зрелище не для вашей светлости. Вам станет плохо, я знаю, и в брачную ночь будет плохо.
– Я уже видела драки, но никогда в мою честь, – сказала Джессика. – Не то чтобы я ждала больших повреждений, я прикинула, соперники примерно равны. Дейн, конечно, больше, но он может драться только одной рукой. А Эйнсвуд не слишком силен, да к тому же изрядно пьян.
Булыжный двор внизу быстро заполнялся мужчинами, некоторые были в халатах и ночных колпаках. Известие о драке быстро распространилось, и, несмотря на поздний час, мало кто из мужчин устоял перед соблазном посмотреть. Не простую драку – соперники были королевскими пэрами. Редкое удовольствие для любителей бокса.
Каждый имел группу поддержки. Полдюжины хорошо одетых джентльменов были за Дейна. Пока камердинер Дейна Эндрюс помогал хозяину раздеться, они высказывали обычные громкие и противоречивые советы. Бриджет взвизгнула и удрала с балкона.
– Боже сохрани, они голые!
Джессику не интересовали «они», ее глаза были прикованы к одному мужчине, а он с обнаженным торсом был потрясающ.
