День первый
Анна
Аня проснулась поздно. Но при этом чувствовала себя далеконе отдохнувшей, скорее напротив: измученной, разбитой, квелой и безумнонесчастной. Раньше с ней такого не бывало, хотя, видит бог, она не раз страдалаот недосыпа и частенько вставала с дурным настроением, но чтоб с самого утрахотелось умереть – это что-то новенькое, ибо всю сознательную жизнь желаниеуйти из этого мира появлялось на ночь глядя…
Когда Аня поднялась с новых бязевых простыней, часыпоказывали одиннадцать. Для завтрака поздно, для обеда рано, придетсяограничиться крепким чаем, тем более есть совсем не хочется.
Еле передвигая ноги, Аня побрела в кухню. Там включилачайник, достала из шкафчика чашку с веселой мордочкой (сейчас она почему-то неказалась такой уж веселой), села на табурет, замерла. Пока вода закипала,пыталась думать о хорошем, например о бабусе, но мысли-предательницы с однойстарой женщины перескакивали на другую, лежащую в луже собственной крови, сторчащим из груди кухонным ножом, и от этих воспоминаний становилось еще хуже.
Когда чайник согрел воду, ознаменовав завершение своейработы громким щелчком, в дверь позвонили.
– Никого нет дома! – прокричала Аня, не двигаясь сместа, а потом еще добавила, позаимствовав фразу у кого-то из героевнизкопробных боевиков: – Кто бы ты ни был, катись к черту!
Но некто за дверью не внял Аниным приказам, позвонил еще,более настойчиво.
Пришлось открывать.
К Аниному ужасу на пороге квартиры стоял Петр.
– Ой, – пискнула Аня, прячась за дверь. – А янеодета…
Неодета – не то слово, потому что в принципе она была одетав халат, но зато в какой! Фланелевое рубище с прорехой на плече и оторваннымкарманом, не халат – стыдоба!
– Я звонил вам на мобильный, чтобы предупредить о своемприезде, – поспешно проговорил Петр, отводя глаза, – но вы неотвечали…
– Я сейчас, минутку…
Аня метнулась в комнату, скинула рубище, влезла в джинсы,рывком надела на себя футболку, наскоро расчесала волосы и, горько сожалея отрехсотрублевой помаде, оставленной в кармане куртки, вернулась в прихожую.
– Входите, – пригласила она Петра, широкораспахивая дверь. – Сейчас чай будем пить…
– Аня, – прервал ее он, – на чай нет времени…
– Что-то случилось? – встревожилась она.
– Нет, не беспокойтесь… В смысле, ничегострашного… – И в доказательство своей правдивости проникновенно заглянулей в глаза, хотя до этого смотрел либо поверх ее плеча, либо на носки своихботинок. – У меня для вас новость.
– Хорошая?
– Не знаю… – Он опять потупился. – Чтобответить на ваш вопрос, я должен задать свой.
– Ну так задавайте! – нетерпеливо воскликнула Аня.
Петр еще несколько секунд молчал, хмуря брови, потом все жеспросил:
– Вы действительно хотите знать правду о своемрождении?
– Конечно, но почему вы…
– Вы на самом деле мечтаете познакомиться со своейнастоящей матерью?
– Значит, я была права, и Шура Железнова меня нерожала! – вырвалось у Ани.
В ответ на ее реплику он лишь дернул ртом, и было неясно,что означала эта гримаса – то ли утверждение, то ли отрицание, то линетерпение. Скорее последнее, потому что Петр тут же продолжил допрос:
– Так вы уверены, что вам нужна правда? Даже если онабудет горькой?
– Да что вы меня стращаете? – возмутилась Аня.
– Ответьте.
– Да, да, да! Я хочу знать правду, хочу познакомитьсясо своей настоящей матерью…
– И вы не подумали о том, что ваша настоящая мать можетоказаться, например, преступницей? Или не совсем здоровым человеком, проще –инвалидом?
– С чего бы это?
– Вдруг Элеонора Георгиевна отказалась от дочеринеспроста? Быть может, она решилась отдать ее на воспитание только после того,как узнала о ней что-то нелицеприятное…
– Что можно узнать нелицеприятное о новорожденном?
– Наверное, я неправильно выразился. Я хотел сказать,что Элеонора Георгиевна отказалась от своего ребенка, узнав, что он, например,неизлечимо болен, многие роженицы оставляют детей-инвалидов в роддомах…
– Вы знаете что-то конкретное? – осенилоАню. – Знаете, но боитесь мне сказать? Только я не поняла – преступницаона или инвалид? А может, малолетняя наркоманка? Или маньячка?
– Не говорите глупостей!
– А вы перестаньте ходить вокруг да около! –вспылила она.
– Я должен быть уверен…
– Говорите! – почти приказала Аня.
И он подчинился:
