— Не понимаю. Объясните, пожалуйста.
И Соня объяснила. Она рассказала ей часть легенды, процитировала фрагмент с семью знамениями. Барбара Петерс слушала молча, скорее из вежливости, чем из любопытства. Закинув ногу за ногу, она сидела выпрямившись в маленьком кресле эпохи Людовика XV, не касаясь спинки.
— Я бы не удивилась, если бы вы оказались правы, — сказала она, когда Соня умолкла.
Та втайне надеялась, что Барбара Петерс отнесется к ее версии как к продукту воспаленной фантазии.
— Если бы вы знали, каких только каверз мне не устраивали, с тех пор как я купила отель! Сначала они восемь раз опротестовывали разрешение на перестройку. Потом мы чуть ли не месяц сидели на генераторе, потому что они подстроили аварию на электросети. Цементовозы то и дело не могли проехать на строительную площадку из-за каких-то поваленных деревьев, какой-то брошенной сельхозтехники или еще каких-нибудь странных помех. И я вполне допускаю, что все эти детские фокусы, о которых вы рассказали, — тоже их рук дело.
— И что вы собираетесь предпринять на этот раз?
— То же, что и раньше, — ничего. Они меня не запугают. Я не доставлю им этого удовольствия. Это же узколобое мужичье. Их нужно просто игнорировать. Для них это самое оскорбительное.
Соня была другого мнения.
— Если их игнорировать, они не успокоятся до тех пор, пока к ним не начнут относиться всерьез. Нужно принять их вызов. Нужно дать им отпор.
Барбара Петерс решительно покачала головой.
— Я ничего предпринимать не буду. Пусть продолжают свой бой с тенью. А вы, если хотите, можете заявить в полицию. В конце концов, это был ваш попугай.
— Я подумаю.
— Подумайте. На работу можете пока не выходить. Вам нужно прийти в себя после шока. — Барбара Петерс встала, давая понять, что разговор закончен. — Если вы все же соберетесь в полицию, подумайте о том, что против нас — вся деревня.
В комнате царила мертвая тишина. Не было слышно привычного позвякивания, побрякивания и постукивания — до боли знакомых звуков, производимых порхающим по клетке Паваротти. Как и его монотонных монологов — тихого щебетания, чирикания и квохтания.
Соня сняла с крюка пустую клетку, сунула коробки с кормом, песком и метелками проса в полиэтиленовый пакет и понесла все это к лифту. Спустившись вниз, она прошла через бывший подвал для хранения лыж, вышла черным ходом к площадке с мусорными контейнерами, отгороженными щитами, и бросила все это в один из контейнеров.
По дороге назад, к двери подвала, она почувствовала на себе чей-то взгляд и обернулась. На улице стоял какой-то мужчина и наблюдал за ней. Заметив, что его обнаружили, он пошел дальше. Только теперь Соня узнала хромого крестьянина, которого уже видела в деревне.
Она вернулась в комнату, приняла душ и легла в постель. Теместа не только притупила все ее чувства, но и вызвала сонливость.
Соня почувствовала, что вот-вот проснется. А она помнила, что есть какая-то причина, по которой ей не хотелось просыпаться. Откуда-то издалека доносился ровный, монотонный шорох дождя в листьях березы. Она плотно сжала веки и попыталась вновь провалиться в сон.
И вдруг память резко включилась, и к ней вернулось все, что она успела вытеснить из сознания: непривычная тишина в комнате… Паваротти в аквариуме… Клетка в мусорном контейнере… Тревога… Страх… Паника…
Она села на кровати и осмотрелась. Действие теместы кончилось, а вместе с ним улетучилась и ее безучастность ко всему. Кто-то побывал в ее комнате, когда она отлучилась на полчаса. Кто-то взял генеральный ключ, вошел в ее комнату, поймал попугая, запер за собой дверь, прошел мимо спящего Игоря, спустился в зал отдыха и бросил уже мертвую птицу в аквариум, а может быть, утопил ее в нем.
Эта холодная, равнодушная жестокость вдруг настолько явственно материализовалась в ее маленькой комнате, что Соня могла ее слышать, видеть, чувствовать на вкус, осязать и обонять.
Она взяла мобильный телефон и написала сообщение:
паваротти больше нет
Малу всегда отвечала немедленно. Но на этот раз ответа не было.
привет малу
Тишина.
Соня набрала ее номер.
— В настоящий момент абонент недоступен. Перезвоните, пожалуйста, позже, — услышала она женский голос.
В коридоре послышались шаги. Они быстро приближались и наконец стихли перед ее дверью. Она затаила дыхание.
Пол в коридоре скрипнул.
Раздался стук в дверь.
Соня не ответила.
Стук повторился.
— Кто там? — наконец откликнулась она.
— Это я, Мануэль. У тебя все в порядке?
Соня облегченно вздохнула, подошла к двери и впустила его. Он испытующе посмотрел ей в лицо.
— Так я и думал. Они действуют всего шесть часов. — Он протянул ей упаковку с четырьмя таблетками. — У меня есть еще, если понадобится.
Соня прошла в ванную, набрала в стакан воды, выдавила из упаковки таблетку, сунула ее в рот и проглотила.
— А где клетка? — спросил Мануэль с порога ванной.
— Выбросила. Я подумала, так будет лучше — чем все время смотреть на пустую клетку. А теперь она у меня постоянно стоит перед глазами.
— Другого попугая ты не хочешь?
Соня покачала головой.
— Я не люблю волнистых попугаев. Паваротти был единственным исключением… Ах, будь оно все проклято!..
Она заплакала. Мануэль обнял ее.
— Ты сегодня что-нибудь ела?
— А что, у меня пахнет изо рта? — попыталась она рассмеяться сквозь слезы.
— Я спрашиваю, потому что это вредно — плакать натощак.
— Я не голодна.
— При чем тут голод? Он не имеет к еде никакого отношения. Давай одевайся. Я подожду внизу. Пойдем в «Горного козла» и закажем «бюнднер». Только поторопись, мне в два опять на дежурство.
— Я не хочу в эту деревню. Я ее боюсь.
— Через десять минут таблетка начнет действовать, и твой страх как рукой снимет.
— Да, но причина этого страха останется.
— Послушай, ты же не можешь до конца сезона просидеть в отеле!
— Нет. Но зато я могу уехать.
Соня приняла решение в тот самый момент, когда произносила эти слова. Да, это был единственный выход. Ей надо уехать. В конце концов, она приехала в Валь-Гриш, чтобы избавиться от страха.
— Ну перестань! Неужели ты бросишь меня тут одного? — Он опять прижал ее к себе. — Все, я пошел вниз. Жду тебя в холле. Если через пятнадцать минут не придешь, я пойду в «Горного козла» один.
Как только Мануэль ушел, Соня заперла дверь и принялась собирать вещи.