что под ручку гулял!»
Неподалеку от дома, с каждым мгновением усиливаясь, затрещали выстрелы, совсем уже близко раздались разрывы гранат.
Варенцов прислушался, встал.
— Связать, — он кивнул уряднику. — Доставишь. И чтобы живая была. Я тебя знаю. С ней у нас разговор только начался. Она еще и слова ни одного не сказала. Понял?
Ее связали, швырнули в телегу, с головой накрыли тулупом, повезли.
Она уже не шептала: «Это во сне…» Ей было все равно теперь, что будет с ней дальше. И она специально настраивала себя так, чтобы оказаться в состоянии молча вынести то ужасное, что еще выпадет на ее долю.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀⠀*⠀⠀*
⠀⠀ ⠀⠀
Освободил ее разъезд конного корпуса Буденного. Случилось это верстах в десяти от Луганской. Две казачьи силы — красная и белая — столкнулись в этом бою, и как-то с первых же минут белоказаки поняли, что им не уйти, не отбиться, не устоять. Урядник выстрелил в Марию, но пуля лишь обожгла ей левый бок.
Увидев потом труп урядника, она затряслась в мелком беззвучном смехе. В сумке его нашлись все отобранные у нее документы. Держа их, она все смеялась и смеялась.
Конники смотрели на нее с состраданием.
Товарищам из конного корпуса она не сказала о том, кто она.
Да тем, впрочем, и было не до нее — они шли дальше.
Три дня она прожила на каком-то хуторе, где уже почти год существовала самая настоящая Советская власть, и, едва только рана присохла, тепло простилась с председателем местного Совета и пошла к ближайшей станции железной дороги, хотя и знала, что там белые.
В подкладке пальто у нее были деньги, уцелевшие при обыске, и после нескольких суток ожидания она уплатила триста рублей и попала в классный вагон поезда, идущего в Ростов.
Когда она села в вагон, на полках теснились обычные ворчливо-подозрительные пассажиры, с готовностью рекомендовавшие себя студентами, адвокатами, чиновниками. Но едва поезд пересек границу Области Войска Донского, Мария услышала странные разговоры:
— Вы, милостивый государь, сказали мне вчера, что вы студент?
— Я? Я — офицер. Я — прапорщик.
— Да и я, собственно говоря, не поверенный. Я полковник.
— Очень рад знать, ваше превосходительство!
А не доезжая двух-трех станций до Ростова, она была просто потрясена: добрая половина пассажиров превратилась в военных, блистающих золотом погон и орденами. Это бежали с Украины, где победила Советская власть, ревнители белого дела.
Рядом с ней сидел поручик. Ночью он согнал с этого места худощавого старика, обозвав его вором-карманщиком. Теперь на старике был генеральский мундир, и поручик лебезил:
— Простите, ваше превосходительство, в голову не приходило… Кто бы мог подумать, ваше превосходительство. Очень натурально изображали, ваше превосходительство…
И чем ближе подходил поезд к Ростову, тем откровенней становились их речи.
Девятого марта 1919 года днем она прибыла в Ростов и поселилась на конспиративной квартире у приветливой пожилой учительской четы.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
Глава 24
⠀⠀ ⠀⠀
Пока Леонтий снова приобрел обычный вид: черный, с иголочки, костюм, белая рубашка, галстук, пальто с шалевым воротником, шляпа, трость, — ему пришлось два раза переодеваться. Один раз на хуторе, где он купил старый, но зато сухой полушубок, шапку-ушанку, сапоги.
На хуторе его расспрашивали. Он говорил, что пьяным выпал из поезда. Ему вроде верили, но везти в Ростов или до ближайшей станции не взялся никто. Пришлось двенадцать верст пешком месить мартовский мокрый снег.
Второй раз, уже полностью, он переоделся в пригороде Ростова, в Нахичевани, в портновской мастерской возле базара. Здесь его ни о чем не спрашивали, но за ботинки, белье, костюм, пальто заломили цену фантастическую — три тысячи рублей! Зато снятую с него одежду тут же запихали в горящую печь. За это тоже надо было платить. Как он понял, мастерская обслуживала дезертиров.
Зато когда потом, уже сняв номер в гостинице, он оглядел себя в стенных зеркалах, он остался доволен. Человек в такой одежде был в этом городе торговцев и разгульной военщины вне подозрений. Нахичеванские мастера знали дело!
Он посмотрел на часы: на отдых времени не оставалось.
По улице он шел не спеша, в общей городской сутолоке не привлекая ничьего внимания, и потому что мог не торопиться, останавливался у витрин, читал объявления и приказы, расклеенные на стенах.
Возле одного из приказов ростовского градоначальника Грекова он постоял подольше, несколько раз перечитав его с веселым изумлением.
«Вновь азартная игра, — сообщал приказ, — приобрела размеры недопустимые. Играют все, играют офицеры… Вместо того чтобы помогать общему делу, игроки играют. Не до игры теперь, нужно сражаться с врагом, нужно заботиться о раненых, нужно прекратить все развивающуюся эпидемию тифа.
Знаю хорошо психологию игрока, так как сам немало играл. Единственная мера — это на время прекратить игру. Когда выигранные деньги привыкнут к карману, а проигрыш потеряет остроту, игра мельчает.
Итак, г. г. понты и банкометы, посчитайте ваши выигрыши и проигрыши и немного успокойтесь.
Игра в карты, лото, кости, бильярд, рулетку и т. п. воспрещается. Всякие разговоры о разрешении азартной игры не будут приниматься, пока не будет собрано 50 000 пар белья, 30 000 простынь, 10 000 полотенец, 25 000 носков, 5000 аршин марли и 200 пудов гигроскопической ваты. Когда это будет все сделано, приступим к переговорам о разрешении азарта».
Он посмотрел на часы: было около двух — и так же неторопливо пошел к синематографу, уже издали заметив толпу публики возле входа.
⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀
*⠀⠀*⠀⠀*
⠀⠀ ⠀⠀
Он узнал ее еще издали. И, как думал потом, сразу понял, что она-то и есть связной.
Она тоже узнала его и отвернулась, испуганно прижав руки к вуали, к губам.
Они обменялись условными фразами и сразу же пошли по тротуару: она слегка впереди, он на полшага сзади, как вежливый кавалер.
— Я очень счастлив, Мария, — сказал он, и это были его первые слова после пароля. — Счастлив, что это именно вы… Не знаю почему, но вы мне как-то очень дороги, Мария…
Она обернулась к нему, и по глазам, по улыбке, по выражению доверчивости он угадал вдруг: она просто любит его. Давно. Верно. Навеки. И он не смог продолжать.
Им нельзя было ни взять друг друга под руку, ни вообще долго быть вместе: для человека, который случайно стал свидетелем начала их встречи, это могло бы показаться странным. Им следовало разойтись на ближайшем углу. Куда ей предстоит идти дальше, он не спрашивал.
