не стал, мотнул головой: проваливай. Поднялся шлагбаум – и сразу опустился. В горле пересохло – с каким бы удовольствием выхлебал сейчас литр «Жигулевского»! Каталина подогнала внедорожник к шлагбауму. Сержант не спешил, перебросился парой слов с сослуживцем, оба оскалились. Вразвалку двинулся к машине, заглянул в салон. Каталина протянула ему документы, натянуто улыбнулась. Взяла у Светлова его бумаги и тоже отдала. Военный заинтересовался, разглядывал официальные удостоверения, еще вчера открывавшие все двери. Нервы натянулись, кровь подобно ударной установке колотилась в стенки черепа. Возьмутся обыскивать – найдут пленку с записью, заряженные «Глоки». Не применять же их сейчас в этой клоаке, это верная смерть…
Из будки вышел плотно сбитый офицер, потянулся, стал разглядывать представшую картину. Пассажиров в «Бронко» он засек сразу, побежал глазами дальше, нахмурился, будто что-то вспомнив, уставился на Светлова. Видимо, были инструкции, список лиц, возможно, фотографии… Сержант еще разглядывал документы, колебался, стоит ли связываться с дипломатическими работниками, а офицер уже встрепенулся, гаркнул подчиненному: «Этих задержать!»
Каталина выжала газ, включив пониженную передачу. Внедорожник своей массой просто продавил шлагбаум! Затрещали шарниры, сломалась конструкция. Вторая передача, третья, снова газ до упора. Галдели, как сороки, солдаты, негодующе восклицал офицер: «Остановить!» Какой-то храбрец бросился наперерез, выскочил на проезжую часть и вскинул АКМ. Лишь в последний момент он понял, что машина не остановится, в глазах заметался страх. Стальная махина сбила его на полном ходу, а потом переехала. Жестко тряхнуло.
– Пригнись! – крикнула Каталина и первой сунула голову под руль. Вадим уже сползал с сиденья. Град пуль ударил по машине, деформировался металл, что-то отвалилось. Автомобиль несся, виляя бортами, зацепил стоящую у кювета легковушку, отчего та сползла в канаву. Каталина ахнула, вовремя подняв голову – машина неслась по касательной на ползущий навстречу военный грузовик! Спасли какие-то мгновения и сантиметры, иначе разбились бы в лепешку! На посту прекратили стрелять, опасаясь попасть в своих. Забегала солдатня. Каталина нервно засмеялась.
– Ничего еще не кончено, Вадим, все только начинается!
С поста рванулся открытый джип, устремился в погоню. За ним разворачивался еще один. «Бронко» несся по дороге, справа, слева мелькали здания – производственные постройки, тянулся бетонный забор. На дороге никого не было, все попрятались: люди, машины… Залаял пулемет. Пули прошли где-то выше. Оборачиваться не хотелось. А вот помолиться – самое время. Автомобиль под ними был мощный, но, увы, не гоночный. Он начал подозрительно проседать, теряя управляемость. Из-под капота заструился дымок. Каталина резко свернула, когда оборвался забор. Заскрежетал, ломаясь, металл – вписаться в поворот могла бы и ровнее. Продолжали тянуться цеха – ни одной машины на всем пути. Две женщины в безразмерных юбках и чепчиках «шляпочного» вида перебежали дорогу, скрылись в проулке. Впереди маячил выезд на дорогу. Вадим посмотрел назад – в проезд въезжал джип, набитый военными. Какого черта привязались! Шарахнула очередь. Каталина машинально дернула рулем, вцепилась в него.
– Вадим, мы сейчас выезжаем на дорогу! – крикнула она. – Я приторможу, а ты выпрыгивай!
– Нет уж, – проворчал Вадим. – Вместе поедем.
– Куда? – возмутилась спутница. – Тебе нужно в свое посольство, мне – в свое. Оторвусь, не волнуйся. Завтра в полдень встретимся на улице Соледад, 14, – это пустующая инженерная фирма, она никому не интересна, только нам с тобой. Приготовься, товарищ майор, я сворачиваю. Целую…
Именно это «целую» поразило больше всего. Уж больно по-домашнему прозвучало. Пулеметная очередь пропорола асфальт под колесами. Каталина вывернула руль. Улица была пуста, неказистые жилые дома уживались с заброшенными постройками. Каталина притормозила у узкого проулка, Вадим распахнул дверцу, выпрыгнул. Десантирование прошло не очень удачно, ахнул от боли в щиколотке. Прихрамывая, побежал в переулок, присел за цветущим кустом – тот дико смотрелся среди бетонных развалин. Джип разогнался, пролетел сто метров, снова начал вписываться в узкий проезд. Погоня объявилась, когда автомобиль с Каталиной еще не скрылся. «Вот они! – горланили солдаты. – Педро, догоняй!» Произошла заминка, джип при повороте ударился об угол здания, водителю пришлось отъезжать, пробовать снова. Это могло дать кубинке небольшую фору…
Он бежал, потом перешел на шаг, отдышался. Кошки скребли на душе, чувствовал себя последним подонком. На улицах появлялись люди, они перебегали, озираясь, от дома к дому. На перекрестке красовался бронетранспортер с эмблемой того же 12-го батальона. Мирные граждане что-то выспрашивали у автоматчиков. Те стояли с каменными лицами, явно не настроенные на беседу. Что уж тут скажешь. Ликуйте, граждане, ненавистный режим Монтейро, принесший вам столько страданий, пал! Вадим свернул, не доходя до перекрестка, протиснулся в узкий просвет между домами. Отряхнул колени, заправил рубашку. Сумка с уликами была при нем, но их ценность становилась какой-то сомнительной. На соседней улице обнаружилось невзрачное такси под фонарем. Водитель разглядывал его недоверчиво, потом сообщил, что согласен довезти до улицы Аламеда, но тариф сегодня двойной. Праздник, что ли? Впрочем, ничего удивительного. Случайся перевороты каждую неделю, таксисты бы стали самой зажиточной категорией населения.
Неприметную машину с грязными стеклами никто не останавливал. За окном проплывали сумрачные улицы. Погода была под стать – хмурилось небо, ни лучика солнца. Таксист поглядывал в зеркало, потом разговорился. Спросил, чьих будет клиент – получил ответ: гражданин Румынии (где тоже социализм, но с душком непослушания и ревизионизма). Таксист пожал плечами: как скажете. Слово знакомое, но разве упомнишь все государства на планете? Прохожих на улицах почти не было, магазины и заведения не работали. Военные патрулировали город, держа оружие наперевес, иногда доносились звуки стрельбы. Двое солдат со свирепыми лицами вытолкали из подъезда тщедушного гражданина интеллигентного вида, поволокли к грузовику. Бедняга закрывал голову от ударов, но в боксе был слаб. Его заставили вскарабкаться внутрь, приложили прикладом в спину. На следующем перекрестке лежали тела, укрытые простынями. У одного из них, рыдая, пристроилась на коленях пожилая женщина. Таксист поморщился, свернул на боковую улочку, сообщил, что будут ехать дольше положенного, но постарается избавить пассажира от неприятных зрелищ.
– Что происходит, синьор? – спросил Вадим. – Я только прибыл из провинции, ничего не понимаю.
– О, ничего страшного, – отозвался таксист. – Военные взяли власть в стране, а тех, кто им не нравится, расстреливают или увозят за город на мясозаготовительный завод Олбана. Вы еще не видели, что тут творилось в семь утра. Сейчас хоть какой-то порядок, трупы вывезли, кровь кое-где смыли…
Парень оказался говорливым. Всю первую половину дня он мотается по городу, от неприятностей Христос оберегает. Складывалась картина. В шесть утра подразделения, верные Гортесу, выдвинулись на позиции. Заблокировали воинские казармы – гарнизон почти не сопротивлялся. До оружейных комнат никто не дошел. Несколько человек пытались прорваться, их показательно расстреляли. Танк ударил из орудия по штабу 3-й бригады, расквартированной на окраине Сантамарко, и до сих пор из развалин извлекают трупы офицеров. Солдаты сидят в казармах, выйти не могут, с ними работают пропагандисты бунтовщиков. Усиленные бронетехникой подразделения оцепили правительственный квартал, вооруженные головорезы ворвались в президентский дворец. Охрана встала на защиту мадам Монтейро – и полегла под свинцовым огнем. Президент арестована, и неизвестно, где содержится и жива ли она. С людьми мятежники не церемонились, стреляли в любого, кто выражал протест. Арестованы практически все депутаты Национальной ассамблеи, взрывы звучали в районе министерского дворца, ходят слухи, что убиты несколько министров, сохранивших верность президенту. Мятежники действовали методично и грамотно, врывались в банки, на радиоузлы, захватили телецентр. И в этих учреждениях гремели выстрелы, гибли люди. Недовольных хватали десятками и сотнями, заталкивали в машины, куда-то увозили. Списки неугодных, видимо, составили заранее, людей выхватывали из постелей, избивали. В районе телебашни вспыхнула ожесточенная перестрелка, все закончилось, когда сопротивляющихся закидали гранатами. Кто-то видел, как трупы набивают в грузовики и увозят в неизвестном направлении. Продолжаются облавы, засады. Любое сопротивление приравнивается к измене и карается уничтожением на месте. По городу ездят машины с громкоговорителями, призывают граждан не выходить из домов, больше трех не собираться, предупреждают, что любая акция неповиновения будет беспощадно караться. И карается – разъяренным солдатам безразлично, в кого стрелять, в каждом недовольном видят коммуниста…
Вадим сидел подавленный, не мог поверить, что все происходящее не плод воображения. Прошляпили такую страну! Но каков генерал Гортес – кто бы мог подумать! И если бы не Генри Кларк, даже кроха информации бы не просочилась! Гнать надо всех
