по одному, а затем с валуном на плечах, что по весу смог компенсировать два FBOT, уводить следы далеко на север, плутать, заводя всё дальше вглубь леса. Там, слава всем богам разом, я вышла к обрыву и глубоководной реке внизу, в которую и сиганула, топя булыжник. Лишь после этого я вернулась, перескакивая, как гориллом из Терры, с ветки на ветку. Даже несмотря на то, что костюм перебрал на себя основной вес ребят, я валилась с ног, буквально. К тому моменту, когда на Антаресе наступила ночь, на мне не осталось живого места, каждая клеточка тела дрожала осенним листом, одиноко висящим на оголённой ветке нервов. Впервые, за долгое время, захотелось плакать. Это, конечно же, из-за ментального напряжения. Другим расам невдомёк, хотя в своё время именно потому и ценили кэттариан — мы чувствуем планеты, знакомимся, дышим в унисон. И чтобы прочувствовать Антарес, пришлось снять бронь с хвоста, давая ему свободу и карт-бланш… сперва я ничего не ощущала, все события навалились на чувствительную психику неподъёмным грузом и лишь когда шла к реке, удалось нащупать тонкую нить связи. Планета звучала… странно, слишком механически, как будто необитаема вовсе. Что порадовало и напрягло одновременно — отсутствие каких-либо серьёзных хищников… любая пищевая цепь предполагает самого сильного и опасного монстра, а здесь я не чувствовала угрозы от представителей местной фауны. Возможно, они просто не водятся в лесу, хотя любая другая планета с такими непроходимыми джунглями — родной дом для всего ядовитого, зубастого и кусачего.
Это было странно и напрягало в довесок ко всему, что на нас навалилось.
Вернувшись в наше пристанище, обошла его по периметру, прислушиваясь к гулкому звуку капели где-то в глубине пещеры.
“Это хорошо, горная, хрустально-чистая вода… хотя, провести поверхностный анализ не помешает”.
В остальном меня окружала тишина. Даже дыхание парней считывалось только хвостом и датчиками костюма, визуально я его вообще не могла отследить. Непередаваемое физическое напряжение, невероятное количество энергетиков и стимуляторов не позволяли расслабиться на дежурстве, обдумать происходящее… мне столько всего ещё предстоит сделать: осмотреть ребят, оказать медицинскую помощь, освободить от FBOT, а я… продолжала стоять над ними натянутой струной, максимально фиксируя буквально всё и не зная, за кого приняться первым.
20.2
— Ты уверен, Тирион? — пальцы дрожат, сжимая смертельную дозу, гремучий коктейль из всего того, что предназначено поддерживать наши тела в боеспособном состоянии.
— Я не жилец, Йен, — хрипит Шакс. — Я это знаю, ты это знаешь, костюм это знает и уже отрапортовал. Квазар его дери, имею право и хочу подохнуть спокойно, а не в муках. Считай это трусостью.
— Это не трусость…
— И мне есть что тебе сказать, — он закашлялся, провоцируя новые струйки крови из уголков рта. — Но я не могу, пока не уйдёт эта боль! Как раз хватит времени перед тем, как… Вводи!
Сглотнув вязкий ком горечи, я сипло выдохнула. Быть вершителем чужой судьбы невыносимо. Всё, что говорит Шакс — правда. Ему не выжить, если не сделаю укол, он будет умирать долго и мучительно. Время между подходами обезболивания сокращается, а значит, помимо растраты лекарств, совсем скоро он огласит своим стоном и криками все окрестности.
— Йен…
— Не подгоняй меня! — прошипела слишком резко, — пожалуйста… ты просишь меня убить тебя, Тирион. Согласись, это не то же самое, что погибнуть в бою или защищаться. Я должна…
— Сделать это, — рука, обтянутая холодным металлом костюма, сжала мою, держащую инъекторы. — Ты сможешь. Давай!
Не мешкая, поддерживаемая его ладонью, воткнула иглы в разъёмы под инъекции. Костюмы не заточены под самоуничтожение, FBOT наоборот, нацелен на максимальное сохранение жизни своего пилота, поэтому пришлось сперва изъять всё, что было у Шакса, и вводить разом, вручную.
— Всё, — последняя ампула опустела слишком быстро.
— Молодец, — процедил Шакс сквозь стиснутые зубы. — Посиди со мной, Эйелен.
— Подумать только, Тирион Шакс не гнушается компанией кэттарианки, — пошутила я, едва — едва сдерживая слёзы, примостилась на корточки.
— Подумать только, Тирион Шакс пять лет мечтал о компании кэттаринки, — в тон мне ответил он.
Я вскинула голову, ловя болезненный, лихорадочный взгляд.
— Ты бредишь, что ли? Подействовало?
— С первой минуты, когда ты поднималась по тем квазаровым ступеням, пять лет назад, любуюсь тобой. Где бы ты ни была, что бы ни делала — это всегда настолько красиво…
— Точно бредишь…
— А ты была с Бергом. Вот кто счастливчик, улыбалась ему, так… не знаю, как он может выносить твою улыбку настолько спокойно, у меня при виде неё и, — с трудом, но Шакс поднял руку, тыкая себе на правую щеку, — вот здесь, когда ты улыбаешься, появляется ямочка, при виде неё, каждый раз замирает сердце. Когда вы держитесь за руки… всё, что оставалось мне, ловить твои объятия в спаррингах или бросок через плечо. Квазаров идиот, не придумал ничего другого, как постоянно задирать. Хоть так ты обращала на меня внимание, даже снисходила до пары колких фраз.
— Почему ты не сказал, ещё тогда?
— Моё признание ничего бы не изменило, Йен. У тебя был парень, а я занял оставшееся место, не самое почётное, но зато очень приметное — стал соперником.
— Очень странная логика, Тирион.
— Ты сделала меня одним из лучших пилотов Академии СКАТ, Йен. Своим стремлением, постоянными достижениями, рвением. Я же ленивый, как мурон! Но чтобы быть с тобой в спаррингах надо было соответствовать, нас же градируют по силе.
— Твою звезду, вы оба, — кивнула на всё ещё лежащего в отключке Ирвина, — вы мне жизни не давали! Я из-за вас и тянулась к…
— Я много думал над этим, Йен. Знаешь… а может, и он тоже… того.
— Что? Такой же идиот, как ты?
— Я бы его понял, — глубокая морщина на лбу парня разгладилась, лицо как будто просветлело.
“Начали действовать стимуляторы”.
— Девушка брата, куда там! Это даже хуже, чем моя тайная любовь. Перейти дорогу родной крови, — продолжил свою мысль Шакс.
— Любовь?
— Теперь-то как-то глупо таиться и врать. Что мне осталось? — Чёткий, не обжигаемый болью, взгляд — выстрел сфокусировался на мне, — я люблю тебя, Эйелен Ашхен. Не знаю, когда понял, но жалею, что не рискнул признаться раньше. Сперва трусил, а затем было слишком поздно. Но не могу умереть и не сказать. Хочу, чтоб ты знала.
В пещере стало вновь тихо. Как тогда, когда Шакс был ещё в отключке.
— Скажи хоть что-то, — попросил он.
— … У меня нет слов, — хотелось истерично хохотать, зло пошутить, упрекнуть, но вместо этого, я улыбнулась, — ты идиот, Тирион Шакс. Ну кто так
