— Алекс, я ни на секунду не могу допустить, что в этом замешан Джеймс. Ты оставил их здесь, среди фотографий, иначе и быть не может. Когда я спросила Джеймса, как он попал на прием, он сказал что-то о нужных друзьях на нужных местах.
— Именно так. Кто может быть лучшим другом в таком деле, чем моя собственная жена, и какое нужное место — лучше моей постели?
Кровь бросилась ей в лицо и вновь отхлынула, так что Лори снова стала бледной. Она готова была кинуться ему в ноги, но нужно было как-то оправдываться — кроме как на саму себя положиться ей было не на кого.
— Я сказала ночью, что ты намерен думать обо мне лишь самое худшее — и так оно и есть.
— А что прикажешь мне о тебе думать?
— Ты давно мог бы понять, что я неспособна на такое.
— С какой стати?
— Потому что я люблю тебя и, что бы ты ни говорил, буду продолжать любить тебя.
Мгновение он глядел на обращенное к нему лицо Лори. Но затем почти печально покачал головой.
— Святая моя невинность, довольно. Прошлой ночью я, как дурак, позволил провести себя смазливому личику, красивому платью и, — голос его зазвенел от ярости на себя, — поверить паре-тройке слезинок. Все, хватит.
— Не волнуйся, Алекс, мне больше не понадобятся слезы. Скажи только, зачем мне дурачить тебя?
— Из мести, естественно, милая жертва вендетты. А как же?
— Значит, ты действительно веришь, что я могла так поступить с тобой? — Сердце Лори рвалось на части, на сотни крошечных страдающих кусочков, и она с трудом выдавливала из себя слова.
Он слегка пожал плечами, словно вопрос этот его никак не касался.
— Ты не оставляешь мне альтернативы.
— Но ты должен позволить мне…
— О, бога ради, убирайся из моего дома, пожалуйста.
Она смотрела на него невидящим взором сквозь пелену слез, несмотря на все ее гордые слова, а он добавил:
— И убирайся из моей жизни — навсегда!
12
Схватив конверт, Алекс круто развернулся и вышел из комнаты. Сначала Лори услышала доносившийся из холла голос экономки, Алекс что-то односложно пробурчал в ответ, затем входная дверь с грохотом захлопнулась за ним.
— О, Алекс, — вырвались у нее сдавленные слова, и лицо ее искривилось от физической боли, пронзившей все ее существо. Она направилась было к креслу, но, заслышав шаги снаружи, подошла к окну и стояла, глядя в него. Никто не вошел, но в любом случае нельзя прятаться здесь целый день.
Алекс хочет, чтобы она уехала, не так ли? «Убирайся из моего дома… из моей жизни». Его слова прозвучали словно погребальный звон, он что-то убил в ее душе, и она никогда не оправится от этого. Но тем не менее ей придется притворяться и заставить окружающих поверить, что она все еще жива. «Убирайся из моей жизни…»
В аэропорту, едва осознавая, что делает, Лори присоединилась к беспорядочной очереди возвращавшихся домой английских туристов, тянущейся к окошечку «Бритиш Эйрлайнз». Она прикрыла глаза и едва не пошатнулась. Неужели она покидает Италию, страну Алекса, ставшую теперь и ее домом? Но ведь ты не нужна ему, — прежний холодный внутренний голос снова был с ней. — Садись на самолет — и к вечеру ты будешь уже в Маллардсе.
На мгновение ее измученная душа затосковала по целебной размеренности и спокойствию деревенской жизни, шелесту листвы, аромату роз в ночном воздухе.
— Синьора?
Лори раскрыла глаза и увидела перед собой девушку в щегольской форме, вопросительно смотревшую на нее.
— Ох, простите. Я… Я передумала, — выпалила она и, не обращая внимания на любопытные взоры окружающих, повернулась, подхватила чемодан и решительно направилась к пункту проката автомобилей.
Должно быть, это та самая дорога. Лори взглянула на карту, выданную ей автопрокатной фирмой, и мысленно сопоставила ее с той, что висела у Алекса в кабинете. Да, из деревни на запад ведет только одна дорога. Она сбавила скорость, подавшись вперед, вглядываясь вдаль сквозь лобовое стекло. Там, на горе, действительно, виднелся одинокий дом.
Она вывела свой «фиат» на узкую дорожку, и когда та превратилась в травянистую колею, остановилась и вышла. Перед ней была высокая неухоженная живая изгородь с ветхой деревянной калиткой. Лори протиснулась внутрь, и перед ней предстал — точно такой же, как и на фотографиях, — дом Алекса.
Шершавые побеленные стены, новенькая, покрытая розовой черепицей крыша. За домом росло несколько кипарисов, а перед ним, на заросшей травой лужайке — пара оливковых деревьев, под которыми расположились стол и скамейка. В небольшом фруктовом саду зреющие яблоки и груши блестели в мягком свете клонящегося к закату солнца. А за всем этим, насколько хватало глаз, расстилались луга. Так просто и так красиво — от этой мысли в горле у Лори появился комок.
Она подергала входную дверь, но та оказалась запертой. Конечно, заперто, не будь дурой. Но нельзя же проделать весь этот путь и не заглянуть — хотя бы одним глазком — внутрь! Возможно, позади дома…
Но задняя дверь, наполовину скрытая плетями виноградной лозы, спускающимися со старого навеса по стенам, тоже была заперта.
Лори лишь мгновение постояла на месте, прижав руки к деревянной поверхности, но затем, повернув голову, заметила, что одно из окон приоткрыто. Отыскав палку, она просунула ее в щель, раскачала — и через мгновение окно распахнулось, а она пробралась внутрь.
Девушка оказалась в кухне — точно такой же, как на фотографиях. Действительно, персиковый цвет с легкими нежно-зелеными штрихами прекрасно будет гармонировать с этой старинной сосновой мебелью. О господи, неужели только сегодня утром она сидела, мечтая о многих днях, которые хотела провести здесь рядом с Алексом, помогая ему? Лори зажала рот рукой, чтобы заглушить вырвавшийся всхлип. Не думай об этом. Но ты должна, Лори. Ты должна продолжать думать об этом — напоминать себе о том, с какой ненавистью и презрением он смотрел на тебя. Ибо это единственный способ заживить рану, прижечь ее раскаленным железом, чтобы навсегда уничтожить боль — и любовь.
Из кухни дверь вела в комнату, которой предстояло стать уютной гостиной, с деревянными балками под потолком и недавно побеленными стенами. К окну, выходящему во внутренний дворик, был придвинут старый продавленный шезлонг, рядом с ним возвышалась кипа книжек в мягких обложках и стоял пустой фужер.
Наверху располагалась ванная и две спальни. Одна — маленькая, другая — занимавшая почти всю оставшуюся свободной площадь дома. Лори стояла в дверях, заглядывала внутрь и почему-то не решалась войти в комнату, где, судя по всему, спал Алекс, когда приезжал сюда поработать.
Здесь было огромное окно — от пола до потолка, рядом с ним валялся матрас, пара подушек и смятое покрывало. Он, конечно, лежал на этом матрасе, глядя на огни в долине, расстилающейся до самой Падуи, или вверх, на звезды. Стоявший в углу старый гардероб был настежь распахнут, в нем Лори увидела джинсы, клетчатые рубашки, полотняные брюки и пару старых черных туфель на веревочной подошве.
